Жили-были брат с сестрою, красавицей Сигуте. И была у них злая мачеха, но не знали они, что она ведьма. А у ведьмы была родная дочь – толстая, некрасивая.
Пришло время брату идти на войну, уехал он в дальние края, и осталась Сигуте одна с мачехой. Не взлюбила ведьма падчерицу и стала ее всячески донимать. Досталась на долю Сигуте вся черная работа. Сирота и по дому хлопотала и скотину пасла. Мачеха ее к себе на глаза не пускала, ела и спала падчерица со скотиной в хлеву. Сигуте ходила грязная, оборванная, а мачехина дочь, разряженная, чванная, сидела, как гостья, в красном углу и ничегошеньки не делала.
Была в доме черная собачонка и черная телка. Обе умели говорить по-человечьи, ведь в старину и скотина разговаривала! Дома Сигуте день-деньской не разлучалась с собачонкой, а когда доила коров – с черной телкой. Бывало, разговорится с ними Сигуте и позабудет про свою работу. За это часто попадало ей от мачехи. Все что ведьме думалось, что Сигуте мало работает, что разленилась она.
Однажды, когда Сигуте выгоняла скотину, велела ей ведьма снять с себя рубашку, кинула пучок пакли и сказала грубым голосом:
Пряжу тонкую спряди
Да смотай ее, гляди,
А соткешь – сошьешь рубашку.
Делать нечего, сняла Сигуте рубашку, взяла паклю, заплакала и пошла в лес. Пригнала стадо, обняла за шею черную телку и плачет-разливается, кажется, вот-вот сердце разорвется. Когда же она успеет соткать и сшить рубашку! Пожалела телка сиротку и сказала тонким голосом:
Не вздыхай, Сигуте, тяжко,
Не горюй, не плачь, бедняжка,
Будет у тебя рубашка!
Подобрала телка паклю, проглотила и тут же выплюнулa нарядную полотняную рубашку. Сигуте поблагодарила телку и поцеловала ее. А вечером, когда пригнала она домой стадо, и увидала на ней мачеха нарядную рубашку, то удивилась и захотела узнать, как это падчерица так хорошо соткала и сшила ее. На другое утро, когда Сигуте выгоняла скотину, ведьма опять велела ей снять с себя рубашку, дала другой пучок пакли и сказала:
Пряжу тонкую спряди
Да смотай ее, гляди,
А соткешь – сошьешь рубашку!
Только угнала стадо Сигуте, и послала ведьма свою дочь подглядеть, как она будет шить рубашку. Притаилась за деревьями ведьмина дочь и все увидела: и как плакала Сигуте, обнимая черную телку, и как телка проглотила паклю и выплюнула нарядную рубашку. Вернулась домой ведьмина дочь и обо всем, что видела, рассказала матери. А ведьма и подумала, yж коли скотина заступается за Сигуте и помогает ей, то, как вернется с войны брат, она все ему расскажет, позовет в свидетели телку. Плохо мне тогда придется. И так-то захотелось ведьме избавиться от Сигуте, что надумала она сжечь ее живьем.
Вот и принялись они с дочерью рыть под порогом яму и днем и ночью рыли, покуда не вырыли. Утром, когда Сигуте выгоняла скотину, ведьма не стала отнимать у нее рубашку, еще и приласкала падчерицу. Только ушла в лес Сигуте, затопила ведьма печку, выгребла весь жар, насыпала полную яму под порогом, а сверху забросала землей; землю прикрыла соломой, заровняла края, и ямы как не бывало.
Пригнала вечером сирота стадо, а ведьма, впервые после отъезда пасынка, позвала ее в избу, приговаривая грубым голосом:
Доченька, входи скорее,
Хлеб я нынче испекла,
Квас не сходит со стола,
Вволю ешь и пей, Сигуте!
Только было хотела войти Сигуте, а собачонка вцепилась ей в подол и тонким голосом остерегает:
Не ходи в избу, Сигуте,
Под порогом скрыта яма,
Угодишь в нее ты прямо.
Прикрикнула на собаку ведьма, что ты под ногами вертишься, кур в сенях пугаешь. Схватила ее и заперла в чулан. Но Сигуте не переступила порога и осталась жива. Так же было и на другой день: когда Сигуте пригнала скотину, ведьма принялась зазывать ее в горницу:
Доченька, входи скорее,
Хлеб я нынче испекла,
Квас не сходит со стола,
Вволю ешь и пей, Сигуте!
Но запертая в чулане собачонка опять остерегла девушку:
Не входи в избу, Сигуте,
Под порогом скрыта яма,
Угодишь в нее ты прямо!
Сигуте послушалась ее и не пошла в избу, а ведьма разозлилась, побежала и перебила собачонке лапу. На другой день, едва Сигуте пригнала стадо, ведьма опять зовет ее:
Доченька, входи скорее,
Хлеб я нынче испекла,
Квас не сходит со стола,
Вволю ешь и пей, Сигуте!
А собачонка снова остерегает:
Не входи в избу, Сигуте,
Под порогом скрыта яма,
Угодишь в нее ты прямо.
Обозлилась ведьма и перебила собачонке другую лапу. Так же было и на третий и на четвертый вечер, покуда ведьма не перебила собачонке всех лап. А на пятый день, только вернулась Сигуте, ведьма зовет ее:
Доченька, входи скорее,
Хлеб я нынче испекла,
Квас не сходит со стола,
Вволю ешь и пей, Сигуте!
В последний раз остерегает Сигуте верная собачонка, разъярилась ведьма и вырвала у нее язык. На шестой день пригнала скотину Сигуте, и опять зазывает ее ведьма:
Доченька, входи скорее,
Хлеб я нынче испекла,
Квас не сходит со стола,
Вволю ешь и пей, Сигуте!
Некому было остеречь Сигуте, пошла она в избу, провалилась в яму и сгорела. А ведьма собрала пепел, отнесла за ворота и выбросила. На другой день стадо пасла мачехина дочь. Вышла черная телка за ворота, по запаху узнала пепел Сигуте и облизала его. Тотчас вылетела из пепла утка.
Тем временем война окончилась, и пасынок возвращался домой. Любо ему было мчаться по лесу. Мчится сквозь чащу, вдруг – голос сестры. Остановил он коня, прислушался, никак в толк не возьмет, откуда песня слышится:
Ой, мой братец, добрый витязь,
Мачеха меня убила.
Угли жарко раскалила,
Под порогом их зарыла.
Ой, мой братец, добрый витязь,
Мачеха меня убила,
Угли жарко раскалила,
Зазывала – говорила:
Заходи в избу, Сигуте,
Хлеб я нынче испекла,
Квас не сходит со стола,
Вволю ешь и пей, Сигуте!
Ой, мой братец, добрый витязь,
Мачеха уговорила,
Я порог переступила,
Прямо в яму угодила.
Мачеха меня сгубила,
Сироты не пощадила,
Пепел выгребла из ямы,
Прах мой по ветру пустила!
Телка пепел мой лизнула,
Тотчас я крылом взмахнула,
Пестрой уткой в небо взмыла.
Наконец увидел брат уточку, которая пела сестриным голосом. Стал он прислушиваться, она ему все и пропела. Рассердился пасынок на ведьму и решил отомстить ей. Вымазал он своего коня дегтем и поехал домой. Услыхала ведьма, что пасынок возвращается, наполнила вином золотую чару и вышла его встречать. А он, завидя ведьму, гоп – соскочил с коня на другую сторону. Мачеха и говорит:
Прогони вороного, сынок, боюсь я его.
Не бойся, конь смирный, не лягается, толкни его рукой, он и отойдет.
Послушалась мачеха, толкнула рукой коня. Рука и прилипла к вороному.
Хлопни другой рукой, рука и отстанет! Ударила ведьма вороного другой рукой – и другая рука прилипла.
Ударь ногой, – советует пасынок, – тогда руки отстанут. И нога прилипла. Ударь другой. И другая прилипла.
Испугалась ведьма, умоляет помочь ей.
А ты его шеей толкни. Послушалась мачеха – и шея прилипла. Тогда пасынок сказал:
Вот тебе, злодейка-ведьма,
За красавицу сестрицу.
Вот тебе, злодейка-ведьма,
За сожженную сестрицу.
А потом повернулся к вороному и говорит:
Беги, вороной, куда глаза глядят, пока ноги носят, разметай, развей косточки мачехи по белу свету. И теперь зимою, когда на широком поле блестит под солнцем снег, – то белеют ведьмины косточки.