Стихотворения

[Disturbia]

Do not stand at my grave and weep
I am not there; I do not sleep.
I am a thousand winds that blow
I am the diamond glints on snow,
I am the sunlight on ripened grain,
I am the gentle autumn rain.
When you awaken in the morning's hush,
I am the swift uplifting rush
Of quiet birds in circled flight.
I am the soft stars that shine at night.
Do not stand at my grave and cry,
I am not there; I did not die.

Над могилой моей не стой, не рыдай,
Я не там, я не сплю, просто верь, просто знай.
Я с тобою в дыханье беспечных ветров,
Я с тобой в ослепительном блеске снегов,
Я согрею тебя тёплым солнца лучём,
Я коснусь тебя мягким осенним дождём.
Над могилой моей не стой, не рыдай,
Я не там... Я с тобой, просто верь, просто знай...

Mary E.Fryer (1932)

Привет, мам.

И такая, ты знаешь, мама, ненужность фатальная.
Для чего это все? Для каких таких берегов
Я везу это все контрабандное, нелегальное,
Высшей пробы накопленное тепло?
Мама, здесь никому это и не надо.
Я пустое место, ничья отрада,
Чемодан неуместно нежных вещей
На складе не-первой-свежести-овощей.
Мама, я отрастила волосы ниже плеч.
Но никто в них не запускает пальцы.
И никто не станет меня беречь.
Мама, я чемпион одиночных танцев,
гений невстреч.
И поэтому я пишу только дурацкие стансы
И не фильтрую речь.

(Елена Пуговкина)

 

[Ishtar]

Я домой не вернусь - решено! Это небо дрожит как вода...
Сколько тысяч шагов от болотных низин до холодной как руки луны?
Гнутся голые ветви под тяжестью птиц. Разум птицей кричит - не беда.
Пусть кричит. У меня есть в запасе последний глоток тишины.

Я домой не вернусь никогда, но зато доживу до утра.
Темный ветер и вечер холодный, луны поворот на ущерб - ничего!
Знаешь, птица, во мне не осталось ни капли раба, и ни капли добра,
и ни капли любви, и ни капли меня самого.

Макс Фрай

 

[Sabrina]

Do not stand at my grave and weep
I am not there; I do not sleep.
I am a thousand winds that blow
I am the diamond glints on snow,
I am the sunlight on ripened grain,
I am the gentle autumn rain.
When you awaken in the morning's hush,
I am the swift uplifting rush
Of quiet birds in circled flight.
I am the soft stars that shine at night.
Do not stand at my grave and cry,
I am not there; I did not die.

Над могилой моей не стой, не рыдай,
Я не там, я не сплю, просто верь, просто знай.
Я с тобою в дыханье беспечных ветров,
Я с тобой в ослепительном блеске снегов,
Я согрею тебя тёплым солнца лучём,
Я коснусь тебя мягким осенним дождём.
Над могилой моей не стой, не рыдай,
Я не там... Я с тобой, просто верь, просто знай...

Mary E.Fryer (1932)

почему-то неполный превод..

***

Вера Полозкова
Остаточные явления

Никто из нас не хорош, и никто не плох.
Но цунами как ты всегда застают врасплох,
А районы как я нищи и сейсмоопасны.

Меня снова отстроят - к лету или скорей -
А пока я сижу без окон и без дверей
И над крышей, которой нет, безмятежно ясно.

Мир как фишечка домино - та, где пусто-пусто.
Бог сидит наверху, морскую жует капусту
И совсем не дает мне отпуску или спуску,
А в попутчики посылает плохих парней.

И мы ходим в обнимку, бедные, как Демьян,
Ты влюбленная до чертей, а он просто пьян,
И бесстыжие, and so young, and so goddamn young,
И, как водится, чем печальнее, тем верней.

 

[Disturbia]

почему-то неполный превод..

Этот перевод звучал в сериале одном, откуда я и узнала об этом стихотворении.
Вот полный перевод, хотя вариантов несколько, видимо.

Над могилой моей не стой, не рыдай
Я не там, я не сплю, просто верь, просто знай
Я с тобою в дыханье беспечных ветров,
Я с тобой в ослепительном блеске снегов
Я согрею тебя теплым солнца лучем,
Я коснусь тебя мягким осенним дождем.
В разбудившей тебя поутру тишине,
Я приду к тебе гомоном птичьим в окне,
Буду ночью по-прежнему рядом с тобой,
Охраняя твой сон с неба яркой звездой.
Над могилой моею не стой, не рыдай,
Я не там, я с тобой! Только верь! Просто знай.

 

[Ляля]

ЖИЗНЬ
Живу, как хочу, светло и легко.
Живу, как лечу, высоко-высоко.
Пусть небу смешно, но отныне ни дня
не будет оно краснеть за меня...
Что может быть лучше собрать облака
и выкрутить тучу над жаром песка!
Свежо и громадно поспорить с зарей!
Ворочать громами над черной землей.
Раскидистым молниям душу открыть,
над миром, над морем раздольно парить!
Я зла не имею. Я сердцу не лгу.
Живу, как умею. Живу, как могу.
Живу, как лечу. Умру, как споткнусь.
Земле прокричу: "Я ливнем вернусь!"

Человеку надо мало: чтоб искал и находил.
Чтоб имелись для начала Друг один и враг один...
Человеку надо мало: чтоб тропинка вдаль вела.
Чтоб жила на свете мама.
Сколько нужно ей жила…
Человеку надо мало: после грома тишину.
Голубой клочок тумана.
Жизнь одну. И смерть одну.
Утром свежую газету с Человечеством родство.
И всего одну планету: Землю! Только и всего.
И межзвездную дорогу да мечту о скоростях.
Это, в сущности, немного. Это, в общем-то,- пустяк.
Невеликая награда. Невысокий пьедестал.
Человеку мало надо. Лишь бы дома кто-то ждал.

Роберт Рождественский

 

[Sabrina]

Ну все уже: шепоток, белый шум, пустяк.
Едва уловимый, тлеющий, невесомый.
Звонка его ждешь не всем существом, а так
Одной предательской хромосомой.

Скучаешь, но глуше, вывернув звук к нулю.

Как с краю игла слегка шипит по винилу.
Все выдохнула, распутала, извинила,
Но ручку берешь, расписываешь уныло -
И там,
На изнанке чека
"люблюлюблю

 

[Ляля]

Я рисую на запястьях
Тонкой кисточкой стекла.
Я рисую улыбаясь,
Краска бисером легла.
Крестик, нолик...
Шаг, за шагом,
Тонким стеклышком ведя...
Наношу рисунок смерти
Убегая от себя...
Я копируюна руку,
То что вижу из окна..
Этот город,эту скуку,
Эти грязные дома.
Ярко красные узоры
Побежали не сдержать...
Мне бы жить, да не охота...
буду дальше рисовать...

 

[Sabrina]

Уля Каприз:

СЕВЕРНЫЙ ГОРОД

ты близко, внутри, надо просто зажмуриться
и станет так рядом все то, что не скоро
подковой казанский, исаакия луковица
и весь грязно-серый твой северный город
метро паутинка, случайные станции,
широкие лапы заснувшего сфинкса
и реки - как руки, сплетенные в танце,
и питерцев полупрозрачные лица
в квартире пустой на васильевском острове
так мало меня и так много покоя
вот это запомню: в квадратиках простыни
и низкое небо, блять, над головою
пешком до московского прямо по невскому,
глотая нелегкий обветренный воздух
и все - заебца и поплакаться некому
и вряд ли все это настолько серьезно

НЕЖНОЕ

вишню катать по обветренной коже
делая вид, что все вишни - похожи
все - одинаково кисло-приятны
все - оставляют пунцовые пятна
если сильней надавить...

 

[-ШУМ-]

Озорник и Шалунья

Снимает шляпу озорник
В плену распахнутых колен
Шалуньи сладостный родник
Манит его к себе скорей.
Бутоны рдеющих сосков
Зовут раскрыть их поцелуем.
Их озорник зажечь готов
Усердием своим балуя.
Вокруг пылающих холмов
Восторженно его круженье,
А от куражных нежных слов
Беснуется воображенье.
Улыбку возбуждённых губ
Срываешь ласкою блаженно
И атласом желанных рук
Шалунью гладишь сокровенно.
И тут же страсти бугорок
Затрепетал искрясь от влаги
И обжигающий твой рот
Припал к нему в порывах сладких.
Но твой упругий озорник
Не дал ему напиться вдоволь
В обитель сочную проник
Шалунью доведя до стонов.
На скорости перевернув,
Лихой наездницей вдруг сделал.
Понёс захватывая дух,
Теряя разума пределы...

 

[Disturbia]

На смерть друга

Имяреку, тебе, - потому что не станет за труд
из-под камня тебя раздобыть, - от меня, анонима,
как по тем же делам: потому что и с камня сотрут,
так и в силу того, что я сверху и, камня помимо,
чересчур далеко, чтоб тебе различать голоса -
на эзоповой фене в отечестве белых головок,
где наощупь и слух наколол ты свои полюса
в мокром космосе злых корольков и визгливых сиповок;
имяреку, тебе, сыну вдовой кондукторши от
то ли Духа Святого, то ль поднятой пыли дворовой,
похитителю книг, сочинителю лучшей из од
на паденье А. С. в кружева и к ногам Гончаровой,
слововержцу, лжецу, пожирателю мелкой слезы,
обожателю Энгра, трамвайных звонков, асфоделей,
белозубой змее в колоннаде жандармской кирзы,
одинокому сердцу и телу бессчетных постелей -
да лежится тебе, как в большом оренбургском платке,
в нашей бурой земле, местных труб проходимцу и дыма,
понимавшему жизнь, как пчела на горячем цветке,
и замерзшему насмерть в параднике Третьего Рима.
Может, лучшей и нету на свете калитки в Ничто.
Человек мостовой, ты сказал бы, что лучшей не надо,
вниз по темной реке уплывая в бесцветном пальто,
чьи застежки одни и спасали тебя от распада.

Тщетно драхму во рту твоем ищет угрюмый Харон,
тщетно некто трубит наверху в свою дудку протяжно.
Посылаю тебе безымянный прощальный поклон
с берегов неизвестно каких.
Да тебе и неважно.

Иосиф Бродский

 

[Тернан]

Весь день - как день: трудов исполнен малых

И мелочных забот.

Их вереница мимо глаз усталых

Ненужно проплывет.

Волнуешься, - а в глубине покорный:

Не выгорит - и пусть.

На дне твоей души, безрадостной и черной,

Безверие и грусть.

И к вечеру отхлынет вереница

Твоих дневных забот.

Когда ж морозный мрак засмотрится столица

И полночь пропоет, -

И рад бы ты уснуть, но - страшная минута!

Средь всяких прочих дум -

Бессмысленность всех дел, безрадостность уюта

Придут тебе на ум.

И тихая тоска сожмет так нежно горло:

Ни охнуть, ни вздохнуть,

Как будто ночь на всё проклятие простерла,

Сам дьявол сел на грудь!

Ты вскочишь и бежишь на улицы глухие,

Но некому помочь:

Куда ни повернись - глядит в глаза пустые

И провожает - ночь.

Там ветер над тобой на сквозняках простонет

До бледного утра;

Городовой, чтоб не заснуть, отгонит

Бродягу от костра...

И, наконец, придет желанная усталость,

И станет всё равно...

Что\'? Совесть? Правда? Жизнь? Какая это малость!

Ну, разве не смешно?

А. Блок

 

[Sabrina]

Бернард пишет Эстер: «У меня есть семья и дом.
Я веду, и я сроду не был никем ведом.
По утрам я гуляю с Джесс, по ночам я пью ром со льдом.
Но когда я вижу тебя – я даже дышу с трудом».

Бернард пишет Эстер: «У меня возле дома пруд,
Дети ходят туда купаться, но чаще врут,
Что купаться; я видел всё – Сингапур, Бейрут,
От исландских фьордов до сомалийских руд,
Но умру, если у меня тебя отберут».

Бернард пишет: «Доход, финансы и аудит,
Джип с водителем, из колонок поёт Эдит,
Скидка тридцать процентов в любимом баре,
Но наливают всегда в кредит,
А ты смотришь – и словно Бог мне в глаза глядит».

Бернард пишет: «Мне сорок восемь, как прочим светским плешивым львам,
Я вспоминаю, кто я, по визе, паспорту и правам,
Ядерный могильник, водой затопленный котлован,
Подчинённых, как кегли, считаю по головам –
Но вот если слова – это тоже деньги,
То ты мне не по словам».

«Моя девочка, ты красивая, как банши.
Ты пришла мне сказать: умрёшь, но пока дыши,
Только не пиши мне, Эстер, пожалуйста, не пиши.
Никакой души ведь не хватит,
Усталой моей души».

* * *

Морозно, и наглухо заперты двери.
В колонках тихонько играет Стэн Гетц.
В начале восьмого, по пятницам, к Вере,
Безмолвный и полный, приходит пиздец.

Друзья оседают по барам и скверам
И греются крепким, поскольку зима.
И только пиздец остается ей верным.
И в целом, она это ценит весьма.

Особо рассчитывать не на что, лежа
В кровати с чугунной башкою, и здесь
Похоже, всё честно: у Оли Сережа,
У Кати Виталик, у Веры пиздец.

У Веры характер и профиль повстанца.
И пламенный взор, и большой аппетит.
Он ждёт, что она ему скажет «Останься»,
Обнимет и даже чайку вскипятит.

Но Вера лежит, не встает и не режет
На кухне желанной колбаски ему.
Зубами скрипит. Он приходит на скрежет.
По пятницам. Полный. И сразу всему.

Вера Полозкова.

 

[Sabrina]

В этой жизни, богатой узорами
(неповторной, поскольку она
по-другому, с другими актерами,
будет в новом театре дана),
я почел бы за лучшее счастье
так сложить ее дивный ковер,
чтоб пришелся узор настоящего
на былое, на прежний узор;
чтоб опять очутиться мне - о, не
в общем месте хотений таких,
не на карте России, не в лоне
ностальгических неразберих,-
но, с далеким найдя соответствие,
очутиться в начале пути,
наклониться - и в собственном детстве
кончик спутанной нити найти.
И распутать себя осторожно,
как подарок, как чудо, и стать
серединою многодорожного
громогласного мира опять.
И по яркому гомону птичьему,
по ликующим липам в окне,
по их зелени преувеличенной
и по солнцу на мне и во мне,
и по белым гигантам в лазурь,
что стремятся ко мне напрямик,
по сверканью, по мощи, прищуриться
и узнать свой сегодняшний миг.

В.В.Набоков. Парижская поэма
1943, Кембридж, Масс.

 

[Sabrina]

Я вас люблю, - хоть я бешусь,
Хоть это труд и стыд напрасный,
И в этой глупости несчастной
У ваших ног я признаюсь!
Мне не к лицу и не по летам...
Пора, пора мне быть умней!
Но узнаю по всем приметам
Болезнь любви в душе моей:
Без вас мне скучно, - я зеваю;
При вас мне грустно, - я терплю;
И, мочи нет, сказать желаю,
Мой ангел, как я вас люблю!
Когда я слышу из гостиной
Ваш легкий шаг, иль платья шум,
Иль голос девственный, невинный,
Я вдруг теряю весь свой ум.
Вы улыбнетесь, - мне отрада;
Вы отвернетесь, - мне тоска;
За день мучения - награда
Мне ваша бледная рука.
Когда за пяльцами прилежно
Сидите вы, склонясь небрежно,
Глаза и кудри опустя, -
Я в умиленьи, молча, нежно
Любуюсь вами, как дитя!..
Сказать ли вам мое несчастье,
Мою ревнивую печаль,
Когда гулять, порой в ненастье.
Вы собираетеся в даль?
И ваши слезы в одиночку,
И речи в уголку вдвоем,
И путешествия в Опочку,
И фортепьяно вечерком?..
Алина! сжальтесь надо мною.
Не смею требовать любви.
Быть может, за грехи мои,
Мой ангел, я любви не стою!
Но притворитесь! Этот взгляд
Всё может выразить так чудно!
Ах, обмануть меня не трудно!..
Я сам обманываться рад!

 

[Disturbia]

Death is nothing at all. It does not count. I have only slipped away into the next room.
Nothing has happened.
Everything remains exactly as it was.
I am I, and you are you, and the old life that we lived so fondly together is untouched, unchanged.
Whatever we were to each other, that we are still.
Call me by the old familiar name.
Speak of me in the easy way which you always used.
Put no difference into your tone.
Wear no forced air of solemnity or sorrow.
Laugh as we always laughed at the little jokes that we enjoyed together.
Play, smile, think of me, pray for me.
Let my name be ever the household word that it always was.
Let it be spoken without an effort, without the ghost of a shadow upon it.
Life means all that it ever meant.
It is the same as it ever was.
There is absolute and unbroken continuity.
What is this death but a negligible accident?
Why should I be out of mind because I am out of sight?
I am but waiting for you, for an interval, somewhere very near, just round the corner.
All is well.

"Смерть, по сути, - пустяк. Я всего лишь выскочил в соседнюю комнату. Я это я, а ты – это ты, кем бы мы не были друг другу, мы ими же и остались. Зови меня старым привычным именем, говори со мной в непринуждённом тоне, как всегда. Не меняй интонации, не придавай голосу искусственной печали или помпезности. Смейся, как мы всегда любили смеяться над простыми шутками. Играй, улыбайся, думай обо мне, молись за меня. Пусть моё имя будет всегда в обиходе, пусть оно произносится без натуги, без малейшей её тени. Жизнь означает то же, что и всегда. Она не меняется. В ней всегда есть непрерывный цикл. Почему я должен исчезнуть? Только потому что ты меня не видишь? Я жду тебя, совсем рядом, буквально за поворотом. Всё хорошо."

Henry Scott Holland 1847 - 1918
Canon of St Paul's, London       

 

[Ляля]

"Мамочка, защити!" Юрий Вилюгов
Одиноко брела старушка
Через двор, по дороге домой.
А немного поодаль девчушка
Испугалась собаки хромой:

Громко всхлипнула, задрожала;
Куклу Машу прижав к груди,
К своей матери подбежала
С криком: «Мамочка, защити!»

Мама дочери улыбнулась,
Приголубила, наклонясь.
А старушка, вдруг пошатнулась
И осела, за сердце держась.

Не внезапность в том крике звонком
Довершила в груди надлом –
Фраза, сказанная ребёнком,
Ей напомнила о былом:

Годы молодости беспечной…
Он уверенность ей внушал;
Говорил о любви сердечной,
Но узнав про «живот» – сбежал.

«Коль ему не нужна забота,
То и мне,» – рассуждала мать.
А внутри незаметный кто-то
О себе ей давал понять:

«Это я, это твой ребёнок.
Ты не видишь, но можешь узнать.
Потерпи, наберусь силёнок,
Чтобы вскоре тебя обнять.

В эту трудную жизни минуту
Ни отца, ни себя не кори.
Я тебе улыбаться буду
На кроватке в лучах зари.

От тебя попрошу лишь ласки –
Пусть хоть изредка, перед сном
Почитай мне из книжки сказки:
«Теремок», или «Кошкин дом».

Не заметишь, как возрастая,
Я помощником стану тебе.
Я любить тебя, дорогая,
Буду в радости и в беде…»

Только голос тот не желала
Слушать девушка: «Точка. Нет!»
И решительно постучала
В час назначенный в кабинет.

Ей хотелось «освободиться»…
Дан наркоз и подходит врач.
Но внезапно, сквозь сон девица
Услыхала младенца плач.

Что казалось совсем не важным,
То стонало, кричало в груди:
«Нет, не надо!.. Прошу!.. Мне страшно!..
Мама, мамочка, защити!..»

В тот ненастный осенний вечер
Дома девушке не спалось:
Больше детской не слышно речи, –
Что-то в сердце оборвалось.

После – жизнь, словно третьего сорта.
В одиночестве стала стареть.
А не будь рокового аборта,
Уж могла бы внучат иметь…

Но сегодня, в одно мгновенье
Вновь обрушилось словно гром
То далёкое преступленье,
Что скрывала в себе тайком.

Сердобольный народ собрался:
Валидол положили в рот;
Парень вызвать врачей пытался,
Набирая несложный код.

Люди, медиков ожидая,
Созерцали, не в силах уйти,
Как несчастная, умирая,
Повторяла: «Прости, прости…»

Вдруг разгладились складки кожи
И покой на лице застыл.
И сказал из толпы прохожий:
«Видно Кто-то её простил»

 

[Ленточка]

Благодарю тебя за равнодушье,
Оно спасло меня от безрассудства.
И пусть мне больно опалило душу,
Смогла я всё же справиться с безумством!
Благодарю за то, что ты не понял
Всех моих мыслей, чувств и ожиданий.
Ты обо мне практически не помнил
И не со мной (увы!)искал свиданий…
Ты не давал мне повод усомниться
В том, что напрасны все мои стремленья…
Я, быстро повзрослев, смогла смириться,
Экзамен сдав на самоуваженье!
Я справилась, дотла сжигая нервы
И вырвала из сердца, как крапиву.
А ты не знал, что был любовью первой,
Бессмысленной, безвестной, молчаливой…

(Евгения Ренар)

 

[runefaust]

Р.Киплинг - Заповедь
Владей собой среди толпы смятённой,
Тебя клянущей за смятенья всех,
Верь сам в себя, наперекор вселенной,
И маловерным отпусти их грех;
Пусть час пробил ты жди, не уставая,
Пусть лгут лжецы ты не сходи до них;
Умей прощать и не кажись, прощая,
Великодушней и мудрей других.
Умей мечтать, не став рабом мечтанья,
И мыслить, мысли не обожествив;
Равно встречай успех и поруганье,
Не забывая, что их голос лжив;
Останься тих, когда твоё же слово
Калечит плут, чтоб уловлять глупцов,
Когда вся жизнь разрушена и снова
Ты должен все воссоздавать с основ.
Умей поставить, в радостной надежде,
На карту все, что накопил с трудом,
Все проиграть и нищим стать, как прежде,
И никогда не пожалеть о том,
Умей принудить сердце, нервы, тело
Тебе служить, когда в груди
Уже давно все пусто, все сгорело
И только Воля говорит: “Иди!”
Останься прост, беседуя с царями,
Останься честен, говоря с толпой;
Будь прям и твёрд с врагами и друзьями,
Пусть все, в свой час считаются с тобой;
Наполни смыслом каждое мгновенье
Часов и дней неумолимый бег,-
Тогда весь мир ты примешь во владенье,
Тогда, мой сын, ты будешь Человек!​

 

[Sabrina]

Г. Алексеев. Из поэмы "ОСЕННИЕ СТРАСТИ"

вот опять
пришла ты
желтоглазая
меднорукая
латунноликая
со своими вечными
проказами
с журавлиными своими
кликами
вот опять
явилась ты
с ужимками
со своими платьями
цветастыми
со своими первыми
снежинками
и с последними своими
астрами
вот опять
балуешься со спичками
подожгла леса
стоишь хохочешь
вот опять ты
дикими привычками
психиатрам
головы морочишь
вот опять ты
фокусница
ловко
город приспособила
под цирк
и трамваи
ходят по веревкам
и висят под куполом
дворцы
вот опять
пришла ты
декадентка
из промозглых
утренних туманов
и своими
голыми коленками
будешь долго ты
сводить с ума нас
ты притягательна
как похороны
как порнография
как казнь
тобою
все законы попраны
тебе
любой догмат заказан
все перекраивая
лихо
ты шьешь со вкусом
зная меру
тебе завидуют портнихи
тобой, клянутся костюмеры *
ты незлоблива с виду
кротка
тобой де тоже
время вертит
ты как конфетная обертка
ты вся
реклама сладкой смерти
психостения
твоя вотчина
твои пожары
твое тленье
небрежный
но довольно точный
набросок
светопреставленья
в тебя
как ночью
с моста в воду
мы беззащитны
мы как овцы
шутя
играя
мимоходом
ты делаешь из нас
толстовцев
мы за тобой
послушным стадом
трусим
спеша на мясобойню
блаженно блея
гибель рядом
нам хорошо
нам будет больно
фанатики
с тобою вместе
мы все готовы
стар и мал
на осмеянье
на бесчестье
и как раскольники
на пал

 

[Тайша]

[member="Sabrina"], красиво. Чье это?