Jaroslav
Пользователь
28.01.2005 18:16
Лев Левинсон. "Мы безумны Христа ради"
В ст. 15 Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» государство расписывается в уважении внутренних установлений религиозных организаций, делая при этом важную оговорку: «если указанные установления не противоречат законодательству Российской Федерации». Там же религиозным организациям разрешается действовать «в соответствии со своими внутренними установлениями, если они не противоречат законодательству».
Законодательство, о котором идет речь, – не только Уголовный кодекс, который предписывает чтить молва. Это и сам закон «О свободе совести…», содержащий множество запретов и ограничений религиозной деятельности. Это и Федеральный закон «О противодействии экстремистской деятельности», образчик идеологического права. Законы эти весьма специфические, обусловленные злобой дня и игрой кремлевских шулеров. Естественно, менее всего соотнесены они с вероисповедными потребностями и религиозным своеобразием.
Взять закон об экстремизме. В нем указывается:
«В случае, если руководитель или член руководящего органа общественного или религиозного объединения либо иной организации делает публичное заявление, призывающее к осуществлению экстремистской деятельности, без указания на то, что это его личное мнение, а равно в случае вступления в законную силу в отношении такого лица приговора суда за преступление экстремистской направленности соответствующие общественное или религиозное объединение либо иная организация обязаны в течение пяти дней со дня, когда указанное заявление было сделано, публично заявить о своем несогласии с высказываниями или действиями такого лица. Если соответствующие общественное или религиозное объединение либо иная организация такого публичного заявления не сделает, это может рассматриваться как факт, свидетельствующий о наличии в их деятельности признаков экстремизма» (ст. 15). При этом экстремистской деятельностью, согласно тому же закону, может быть признано все, что власти сочтут «подрывом безопасности» или «возбуждением религиозной розни». Кто при этом возбуждается, не суть важно.
Представим себе иерархически устроенную организацию (например, Римско-католическую церковь). Представим, как она будет в течение пяти дней заявлять о своем несогласии с высказываниями Папы. Или, например, буддисты, обязанные, следуя этой норме, организованно не согласиться с высказываниями Далай-ламы, если эти высказывания признают экстремистскими по просьбе китайских товарищей. Трудность лишь в том, что религиозные смыслы существуют тысячелетия, а Федеральный закон от 25 июля 2002 г. покроется плесенью лет через пять.
Да и столь ли ценно для верующих «уважение» властей, ради которых они обязываются знать меру в своих установлениях, и каково оно на вкус? Об этом знают российские мусульмане, проживающие на Северном Кавказе: они видят, как власть, исполняя свои чрезвычайные законы, не выдает ни в чем не повинным женам и матерям трупы «террористов» и не сообщает о месте их захоронения (трупы, будучи безгласными – хотя и вопиют к небу, – не в силах доказать, что их назначили быть «трупами террористов» по принципу «был бы труп»).
По закону «О свободе совести…», «действия, направленные на осуществление экстремистской деятельности» служат основанием для ликвидации религиозного объединения как юридического лица и запрета его как общины единоверцев. На какой казуистике могут основываться прокурорские изыскания насчет экстремизма, видно по процессу о ликвидации московской организации Свидетелей Иеговы. Решением Головинского районного суда от 26 марта 2004 г. Свидетелям был, по сути, вменен экстремизм, каковым, по закону о противодействии ему, является «пропаганда религиозной исключительности». Но запрет молитвенных собраний есть, в христианском понимании, дьявольское покушение на божественное, ибо сказано: «Где двое или трое собраны во имя мое, там я посреди их» (Мф. 18:20).
Закон «О свободе совести…» строг к фанатикам и благосклонен к покупателям «святой воды», бизнесменам, ставящим свечки, и к Алексию II. При этом православие как таковое с его декларированной в преамбуле закона «особой ролью» преподносится как проверенное и безопасное для здоровья вероисповедание, сочетающее в себе наглядную историю отечества (Ледовое побоище, Куликовская битва), этнографический театр, русскую кухню и – за неимением иной – национальную идею. Столь внушительный набор ценностей оставляет за бортом основы христианского учения, то есть Новый Завет Иисуса Христа – подобно тому, как образами Анатоля Курагина и Наташи Ростовой вытесняется из сознания школьника этическая проповедь Толстого.
Между тем и в православии, и в других религиях, именуемых «традиционными», поскольку они остаются живыми религиями, существует весь набор наказуемого – «экстремизм», «тоталитаризм», «негативные психические воздействия». Обозначить это следует не для того, чтобы уличить православие (сосредоточусь на нем) в антиобщественности. Во внеположности духовного опыта одномерной секулярной обыденности, в инаковости «божественного» образа жизни и есть подлинное религии (приходящее из снов, страха, незнания, от предков, из загробного мира), ее суть, то Царство Небесное, которое «подобно закваске, которую женщина, взяв, положила в три меры муки, доколе не вскисло все» (Мф. 13:33; Лк. 13:21). И законы Царства Небесного не только не есть законы «князя мира сего», но зеркальны им, как в сказке Кэрролла.
Государство почитает себя вправе оценивать основы вероучения, разыскивать в отношении общины к семье и браку, к образованию, в особенностях отношения к здоровью последователей той или иной религии ограничения для членов и служителей организации в отношении их гражданских прав и обязанностей (ст. 11 Закона «О свободе совести…»). Основаниями для ликвидации и запрета религиозного объединения закон называет, в частности, «посягательство на личность, права и свободы граждан», «совершение развратных действий», «принуждение членов и последователей религиозного объединения и иных лиц к отчуждению принадлежащего им имущества в пользу религиозного объединения» (ст. 14).
Оттолкнувшись от последнего, вспомним Деяния апостолов: «Некоторый же муж, именем Анания, с женою своею Сапфирою, продав имение, утаил из цены, с ведома и жены своей, а некоторую часть принес и положил к ногам Апостолов. Но Петр сказал: Анания! Для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солгать Духу Святому и утаить из цены земли? Чем ты владел, не твое ли было, и приобретенное продажею не в твоей ли власти находилось? Для чего ты положил это в сердце твоем? Ты солгал не человекам, а Богу. Услышав сии слова, Анания пал бездыханен; и великий страх объял всех, слышавших это. И встав, юноши приготовили его к погребению и, вынеся, похоронили. Часа через три после сего пришла и жена его, не зная о случившемся. Петр же спросил ее: скажи мне, за столько ли продали вы землю? Она сказала: да, за столько. Но Петр сказал ей: что это согласились вы искусить Духа Господня? вот, входят в двери погребавшие мужа твоего; и тебя вынесут. Вдруг она упала у ног его и испустила дух. И юноши, войдя, нашли ее мертвою и, вынеся, похоронили подле мужа ее. И великий страх объял всю церковь и всех слышавших это» (Деян. 5:1–11). Так – страхом! – закреплялась священность «положения денег к ногам апостолов». Но сегодня в этом обвиняют не апостола Петра, а Свидетелей Иеговы и нового Христа – Виссариона.
«Отношение к семье и браку» заслуживает особого разговора. Что должны были бы указывать православные христиане (если бы с них, а не только с «сектантов», спрашивали органы юстиции), да и христиане неправославные, отвечая на этот пункт регистрационной анкеты? «Всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (Мф. 19:29).
Конституция России обязывает трудоспособных детей, достигших 18 лет, заботиться о нетрудоспособных родителях (ст. 38). Евангелие не соответствует Конституции. Оно призывает возненавидеть отца и мать (Лк. 14:26), потому что «враги человеку – домашние его» (Мф. 10:36). Пример этому показал сам Иисус, не признавший мать по крови матерью, братьев по крови – братьями: «И указав рукою своею на учеников своих, сказал: вот матерь моя и братья мои» (Мф. 12:49).
По Максу Веберу, «то, что спаситель, пророк, священник, духовник и брат по вере должен стать верующему ближе, чем кровные родственники или члены семьи как таковые», является в религиях спасения (к каковым относится и христианство) само собой разумеющимся. При этом «чувство религиозного братства – чем последовательнее проводились его принципы, тем сильнее – всегда сталкивалось с порядками и ценностями мирской жизни»[1].
Что касается отношения к браку и сексуальности, то, конечно, религиозное неприятие их в так называемом Богородичном центре – Церкви Божией Матери Державной бросается в глаза. Мистические переживания «Царства непорочного зачатия» и жизни «через лоно Божией Матери, где похоть рассеивается» у Иоанна Береславского, предстоятеля этой церкви, влекут за собой отрицание естественной половой жизни – «греховного эроса», от которого должно отказаться христианину вместе с «родовыми поражениями в крови»[2]. Но ведь то же самое есть не только в экстатичном богородичном христианстве Береславского, но и в самом что ни на есть «традиционном» православии, великие подвижники которого из боязни «обратиться в ничто, приблизившись к женщине» (по свидетельству Иоанна Мосха), «не допускали на глаза себе не только сестер, но даже родных матерей»[3]. А жития киево-печерских святых, изобилующие описанием всевозможных расстройств, могут служить иллюстрациями для сексопатологии Р. Крафта-Эббинга («истории болезни» Никиты Затворника, отплясывавшего до изнеможения в пустой келье, Иоанна Многострадального, закапывавшего себя по пояс в землю, Моисея Угрина с его мазохизмом и страхом перед половым актом). Недаром Розанов считал «Киевский патерик» отравленным «ядом скопчества»[4]. Все это вполне вписывается в катастрофические выводы комиссии под руководством профессора Ю.И. Полищука, обследовавшей в 1995 г. «жертв тоталитарных сект»: «Исчезает половое влечение у молодых людей. У женщин прекращаются менструации, у мужчин наступает половая импотенция, что свидетельствует о прекращении функции половых желез, об искусственном ее подавлении, что можно обозначить как психическую кастрацию с прекращением детородной функции»[5].
Вытеснение сексуальности приводит не только к различным патологиям, но и к тем самым упомянутым в законе «развратным действиям», в совершении которых односторонние правоприменители склонны обвинять лишь «Семью» Дэвида Берга и неотантрические культы. В 80-е гг. в круг «православного чтения» попала и снискала популярность «Тайная исповедь», составленная игуменом Амвросием (Юрасовым) [6]. Когда эта самиздатская книжка попала в руки покойному патриарху Пимену, первоиерарх пришел в ярость, сочтя ее богомерзкой проповедью разврата. Юрасов, ставший затем настоятелем созданного им женского монастыря (что достаточно необычно для РПЦ), предлагал грешницам такие вопросы:
«Не сотворила ли грех с мужем в задний проход или сзади.
Не ложилась ли на мужа; не ложилась ли на него пьяного или спящего.
Не вкладывала ли кому язык в уста, или тайный член целовала, или тебе язык в уста вкладывали или в лоно и целовали лоно и глазами смотрели.
Не сотворила ли греха сама с собою перстом или неким предметом, до удовлетворения.
Или подруга тебе так блуд сотворила, а ты ей.
Не сотворила ли блуд со священником, монахом или отцом духовным.
Не сотворила ли с кем блуд, а он потом стал твоим духовным отцом»[7].
И далее по списку, вплоть до скотоложства.
Это текст – отнюдь не видения «младостарца» Амвросия, а лишь слегка адаптированная перепечатка из трехтомника А. Алмазова «Тайная исповедь в Восточной Православной Церкви» (Одесса, 1894. Т. III. Приложения). Амвросий, тиражируя «тайные исповеди», действовал так, как учат святые отцы, что и раздражало советского патриарха, в задачи которого входило поддержание храмовых декораций, но отнюдь не распространение глубинного «православия жизни».
Возьмем «Лествицу» преподобного Иоанна Синайского (Лествичника), одно из наиболее ярких и по сей день почитаемых в церковной среде творений восточного монашества. В нем мы найдем, с одной стороны, паноптикум душевных расстройств, с другой – образцы святости, с третьей – мощнейшие духовные практики. Появись такое сочинение сегодня у тех же «богородичников» или в Церкви Последнего Завета, психиатр проф. Федор Кондратьев из Центра им. Сербского поставил бы диагноз «сектомания», прокуратура обратилась бы в суд о запрете деятельности, а сектовед проф. Александр Дворкин праздновал бы победу.
Вот описание обители кающихся, «святых осужденников» из «страны плачущих», приведенное Иоанном Лествичником как пример для подражания (слово 5-е):
«Видел я, что одни из сих неповинных осужденников всю ночь, до самого утра, стояли на открытом воздухе, не передвигая ног, и жалким образом колебались, одолеваемые сном по нужде естества; но они не давали себе ни мало покоя, а укоряли сами себя и бесчестиями и поношениями возбуждали себя. Другие умиленно взирали на небо, и с рыданием и воплем призывали оттуда помощь. ... Иные непрестанно били себя в грудь, воззывая прежнее состояние души своей и невинность своей жизни. Иные из них омочали землю слезами; а другие, не имея слез, били сами себя. ... Другие же, рыдая в сердце, глас рыдания удерживали в устах; а иногда, когда уже не могли терпеть, внезапно вопияли. ... Другие сидели в задумчивости, поникши к земле и непрестанно колебля главами, подобно львам, рыкали, и стенали из глубины сердца и утробы. ... У иных видны были языки воспаленные и выпущенные из уст, как у псов. ... Другие, вкусив немного хлеба, далеко отвергали его от себя рукою, говоря, что они недостойны человеческой пищи, потому что делали свойственное скотам. ... У иных видимы были колена, оцепеневшие от множества поклонов; глаза, померкшие и глубоко впадшие; вежди, лишенные ресниц; ланиты, уязвленные и опаленные горячестью многих слез; лица, увядшие и бледные, ничем не отличавшиеся от мертвых; перси, болящие от ударов и кровавой мокроты, извергаемой от ударений в грудь. Где там было приготовление постели? Где одежды чистые и крепкие? У всех они были разорванные, смердящие и покрытые насекомыми»[8].
Закон предписывает запрещать религиозную организацию, посягающую на личность, права и свободы. Но как быть с добровольным отказом от прав, самоотречением? Иисус Христос или Мария Дэви Христос берут у человека то, что он добровольно отдает. Добровольно ли?
Можно рассматривать веру как аддиктивное состояние. Но свободен ли влюбленный человек от предмета своей страсти?
Равно и положение о том, что отделение религиозных объединений от государства не влечет за собой ограничений политических и гражданских прав членов указанных объединений (ст. 4 Закона «О свободе совести…»), означает лишь недопустимость дискриминации со стороны государства, но ни в коей мере не может быть распространено на внутреннюю жизнь общины, устав которой может предписывать входящему в нее отказ от любых прав, включая свободу выхода.
Описывая восточное монашество III–V вв., Л.П. Карсавин отмечал: «Одни, как Павел Фивский, порывали всякое сношение с миром. Другие, как знаменитая Таис, замуровывались на всю жизнь, получая пищу и питье через маленькое проделанное для этого отверстие (инклузы), третьи сковывали себя цепями так, что могли ходить только в согнутом положении. В V веке в северной Сирии развивается своеобразная форма отшельничества – жизнь на высокой колонне (столпничество). Но всех объединяло покаянное настроение и борьба с плотью во имя спасения души и единения с Богом»[9]. Добровольное пожизненное заточение в скалах практикуется как в тибетском буддизме, так и – по сей день – на православном Востоке.
Весьма коряво Закон «О свободе совести…» запрещает воспрепятствование выходу гражданина из религиозного объединения, если оно сопряжено с угрозой применения «насильственного воздействия» (ст. 14). И здесь законодатель целится в «секты». Но что такое «насильственное воздействие»? Из Уголовного кодекса известно о насильственных действиях, насильственное же воздействие относится, по-видимому, к тем, кто грозит вероотступникам погружением во тьму кромешную, где будет плач и скрежет зубов. Но может ли служить основанием для запрета церкви угроза покидающим ее гееной огненной?
Не менее замечательна готовность органов юстиции осуществлять контроль соблюдения религиозной организацией ее устава «относительно целей ее деятельности» (ст. 25 того же закона). Не говоря о том, что такие полномочия регистрирующего органа избыточны и представляют собой вмешательство в частную жизнь (ибо общественные и религиозные объединения суть производные частной жизни), трудно представить себе, каким образом неверующие чиновники могут проверять, соответствует ли та или иная деятельность целям спасения души, достижения нирваны, реинкарнации.
За более чем 10 лет работы в парламентском Комитете по делам общественных объединений и религиозных организаций (в Верховном Совете РФ он назывался Комитетом по свободе совести, вероисповеданиям, милосердию и благотворительности), мне много раз приходилось сталкиваться с обращениями родителей, пытающихся бороться с религиозным выбором своих детей. Это были жалобы как на новые культы, так и на традиционные конфессии.
«Моя внучка Маша после окончания Уральского политехнического института ушла в монастырь, – писала в Государственную Думу пенсионерка М.А.Ш. из города Екатеринбурга. – Мы морально к этому были не готовы, поэтому это для нас страшное горе. Но самое страшное в том, что, сталкиваясь с церковью, мы обнаружили непонятные вещи... Девушек кодируют (а ведь это уголовное деяние) на забвение прошлого. Они как попки скороговоркой твердят одно и то же: «Мы для прошлого умерли, у нас нет родителей, у нас нет сестер и братьев». Для девушек нет ни газет, ни ТV, ни радио... Помогите нам в борьбе с той нечистоплотностью, что примазалась к церкви».
Эта бабушка смотрит свой телевизор и видит нарядного упитанного патриарха рядом с Путиным и Фрадковым. Она готова порадоваться куличам и крашеным яйцам, даже, возможно, подать записку за упокой в родительскую субботу. Но поди объясни ей, что как раз яйца и записки, вкупе с патриархом – всего лишь приложение к тому живому христианству, в котором стремится искать Бога ее внучка.
Еще одно письмо. В.В.Б. из города Азова Ростовской области, разыскивая в монастырях РПЦ свою дочь Татьяну, пришел в ужас от иноческого жития: «Игуменья в монастыре – это царь и бог. Без нее в монастыре никто лишний раз вздохнуть не может, не говоря уже о другом. На все нужно ее благословение... Как живут в скитах – видел. Сказать, что они живут как рабы, – ничего не сказать! Это непередаваемо. Хороший хозяин скот содержит значительно лучше».
Эти картины будто бы списаны у Лествичника: «Простосердечный монах... всегда послушен, совершенно сложивши бремя свое на своего руководителя; и как животное не противоречит тому, кто его вяжет, так и душа правая не противится наставнику, но последует ведущему, куда бы он ни захотел; хотя бы повел на заклание, не умеет противоречить» (слово 24-е) [10].
Сетования бабушки из Екатеринбурга и папы из Азова не находят спроса у антикультистов. Зато в чести родители «жертв тоталитарных сект», создавшие с помощью РПЦ и СМИ легенду о сотнях тысяч «зомбированных» и «кодированных». В действительности таких родителей вряд ли больше, чем «пострадавших» от православия. И это при том, что демонизация «сект» информаторами типа Дворкина увеличивает страх родственников, встревоженных, как правило, самим фактом «вербовки» родного человека в страшную «секту». Вдохновляемые антисектантскими функционерами, родители «жертв» живописуют: «Псевдорелигиозные организации, такие, как «Аум Синрикё», «Сознание Кришны», «Виссарион» и другие, представляют собой настоящие фабрики по массовому производству душевнобольных людей, организованных по типу концентрационных лагерей, в которых жертвы находятся «добровольно» в состоянии полной психической зависимости от культа (его лидера, системы мировосприятия и дисциплины)»[11].
Разрыв родственных связей во имя православного подвижничества, радикальное изменение себя ради церкви ничем не отличаются от того, что происходит при вступлении в Общество сознания Кришны или харизматические церкви. Разница лишь в том, что в православии или католицизме фанатичные, ревностные последователи, активно практикующие члены общин составляют меньшинство от основной массы номинальных христиан. В новых же религиозных движениях, создающихся по иному принципу, номинальное членство исключено, возможна лишь активная вовлеченность, живое участие.
Инвективы против сектантства есть чистой воды подмена, когда собственно религиозное отношение к миру и духовный тип сознания преподносятся как исключительное свойство «деструктивных культов». Просто быть православным фанатиком сегодня не в пример комфортнее, чем рядовым российским кришнаитом.
Гарантируя свободу вероисповедания, правовое государство защищает право как соответствующих объединений, так и каждого человека на антиобщественное поведение, то есть на следование целям, отличающимся от общепринятых в секуляризованном мире, на иной образ жизни, иную систему ценностей, что в православии так и называется – иночество. Пределом этой защищенной антиобщественности могут быть только уголовные законы, применяемые, когда осуществление прав и свобод верующих нарушает права и свободы других лиц.
[1] Вебер М. Теория ступеней и направлений религиозного неприятия мира // Вебер М. Избранное. М., 1994. С. 12–13.
[2] Архиепископ Иоанн. Врата любви. М., 1997. С. 35–36.
[3] Иоанн Мосх. Луг духовный. СПб., 1906. С. 265.
[4] Розанов В.В. В темных религиозных лучах. М., 1994. С. 344.
[5] Заключение Комиссии под руководством профессора Ю.И. Полищука по медико-психологической и юридической оценке деятельности некоторых религиозных организаций. Машинопись, 1995. С. 4 (архив автора).
[6] В настоящее время архимандрит Амвросий – настоятель Ивановского женского Свято-Введенского монастыря, духовник общества «Радонеж».
[7] Тайная исповедь. В помощь кающимся. Б.м., 1980.
[8] Преподобного отца аввы Иоанна, игумена Синайской горы, Лествица, в русском переводе. Свято-Троицкая Сергиева Лавра. 1898. С. 59–62.
[9] Карсавин Л.П. Монашество в Средние века. М., 1992.
[10] Преподобного отца аввы Иоанна… С. 161.
[11] Обращение А.М. Палкиной, члена Комитета по спасению молодежи, адресованное парламентским слушаниям «Свобода совести и права человека». 14 февраля 1995 года (архив автора).
Источник Информационно аналитический центр СОВА
Лев Левинсон. "Мы безумны Христа ради"
В ст. 15 Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» государство расписывается в уважении внутренних установлений религиозных организаций, делая при этом важную оговорку: «если указанные установления не противоречат законодательству Российской Федерации». Там же религиозным организациям разрешается действовать «в соответствии со своими внутренними установлениями, если они не противоречат законодательству».
Законодательство, о котором идет речь, – не только Уголовный кодекс, который предписывает чтить молва. Это и сам закон «О свободе совести…», содержащий множество запретов и ограничений религиозной деятельности. Это и Федеральный закон «О противодействии экстремистской деятельности», образчик идеологического права. Законы эти весьма специфические, обусловленные злобой дня и игрой кремлевских шулеров. Естественно, менее всего соотнесены они с вероисповедными потребностями и религиозным своеобразием.
Взять закон об экстремизме. В нем указывается:
«В случае, если руководитель или член руководящего органа общественного или религиозного объединения либо иной организации делает публичное заявление, призывающее к осуществлению экстремистской деятельности, без указания на то, что это его личное мнение, а равно в случае вступления в законную силу в отношении такого лица приговора суда за преступление экстремистской направленности соответствующие общественное или религиозное объединение либо иная организация обязаны в течение пяти дней со дня, когда указанное заявление было сделано, публично заявить о своем несогласии с высказываниями или действиями такого лица. Если соответствующие общественное или религиозное объединение либо иная организация такого публичного заявления не сделает, это может рассматриваться как факт, свидетельствующий о наличии в их деятельности признаков экстремизма» (ст. 15). При этом экстремистской деятельностью, согласно тому же закону, может быть признано все, что власти сочтут «подрывом безопасности» или «возбуждением религиозной розни». Кто при этом возбуждается, не суть важно.
Представим себе иерархически устроенную организацию (например, Римско-католическую церковь). Представим, как она будет в течение пяти дней заявлять о своем несогласии с высказываниями Папы. Или, например, буддисты, обязанные, следуя этой норме, организованно не согласиться с высказываниями Далай-ламы, если эти высказывания признают экстремистскими по просьбе китайских товарищей. Трудность лишь в том, что религиозные смыслы существуют тысячелетия, а Федеральный закон от 25 июля 2002 г. покроется плесенью лет через пять.
Да и столь ли ценно для верующих «уважение» властей, ради которых они обязываются знать меру в своих установлениях, и каково оно на вкус? Об этом знают российские мусульмане, проживающие на Северном Кавказе: они видят, как власть, исполняя свои чрезвычайные законы, не выдает ни в чем не повинным женам и матерям трупы «террористов» и не сообщает о месте их захоронения (трупы, будучи безгласными – хотя и вопиют к небу, – не в силах доказать, что их назначили быть «трупами террористов» по принципу «был бы труп»).
По закону «О свободе совести…», «действия, направленные на осуществление экстремистской деятельности» служат основанием для ликвидации религиозного объединения как юридического лица и запрета его как общины единоверцев. На какой казуистике могут основываться прокурорские изыскания насчет экстремизма, видно по процессу о ликвидации московской организации Свидетелей Иеговы. Решением Головинского районного суда от 26 марта 2004 г. Свидетелям был, по сути, вменен экстремизм, каковым, по закону о противодействии ему, является «пропаганда религиозной исключительности». Но запрет молитвенных собраний есть, в христианском понимании, дьявольское покушение на божественное, ибо сказано: «Где двое или трое собраны во имя мое, там я посреди их» (Мф. 18:20).
Закон «О свободе совести…» строг к фанатикам и благосклонен к покупателям «святой воды», бизнесменам, ставящим свечки, и к Алексию II. При этом православие как таковое с его декларированной в преамбуле закона «особой ролью» преподносится как проверенное и безопасное для здоровья вероисповедание, сочетающее в себе наглядную историю отечества (Ледовое побоище, Куликовская битва), этнографический театр, русскую кухню и – за неимением иной – национальную идею. Столь внушительный набор ценностей оставляет за бортом основы христианского учения, то есть Новый Завет Иисуса Христа – подобно тому, как образами Анатоля Курагина и Наташи Ростовой вытесняется из сознания школьника этическая проповедь Толстого.
Между тем и в православии, и в других религиях, именуемых «традиционными», поскольку они остаются живыми религиями, существует весь набор наказуемого – «экстремизм», «тоталитаризм», «негативные психические воздействия». Обозначить это следует не для того, чтобы уличить православие (сосредоточусь на нем) в антиобщественности. Во внеположности духовного опыта одномерной секулярной обыденности, в инаковости «божественного» образа жизни и есть подлинное религии (приходящее из снов, страха, незнания, от предков, из загробного мира), ее суть, то Царство Небесное, которое «подобно закваске, которую женщина, взяв, положила в три меры муки, доколе не вскисло все» (Мф. 13:33; Лк. 13:21). И законы Царства Небесного не только не есть законы «князя мира сего», но зеркальны им, как в сказке Кэрролла.
Государство почитает себя вправе оценивать основы вероучения, разыскивать в отношении общины к семье и браку, к образованию, в особенностях отношения к здоровью последователей той или иной религии ограничения для членов и служителей организации в отношении их гражданских прав и обязанностей (ст. 11 Закона «О свободе совести…»). Основаниями для ликвидации и запрета религиозного объединения закон называет, в частности, «посягательство на личность, права и свободы граждан», «совершение развратных действий», «принуждение членов и последователей религиозного объединения и иных лиц к отчуждению принадлежащего им имущества в пользу религиозного объединения» (ст. 14).
Оттолкнувшись от последнего, вспомним Деяния апостолов: «Некоторый же муж, именем Анания, с женою своею Сапфирою, продав имение, утаил из цены, с ведома и жены своей, а некоторую часть принес и положил к ногам Апостолов. Но Петр сказал: Анания! Для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солгать Духу Святому и утаить из цены земли? Чем ты владел, не твое ли было, и приобретенное продажею не в твоей ли власти находилось? Для чего ты положил это в сердце твоем? Ты солгал не человекам, а Богу. Услышав сии слова, Анания пал бездыханен; и великий страх объял всех, слышавших это. И встав, юноши приготовили его к погребению и, вынеся, похоронили. Часа через три после сего пришла и жена его, не зная о случившемся. Петр же спросил ее: скажи мне, за столько ли продали вы землю? Она сказала: да, за столько. Но Петр сказал ей: что это согласились вы искусить Духа Господня? вот, входят в двери погребавшие мужа твоего; и тебя вынесут. Вдруг она упала у ног его и испустила дух. И юноши, войдя, нашли ее мертвою и, вынеся, похоронили подле мужа ее. И великий страх объял всю церковь и всех слышавших это» (Деян. 5:1–11). Так – страхом! – закреплялась священность «положения денег к ногам апостолов». Но сегодня в этом обвиняют не апостола Петра, а Свидетелей Иеговы и нового Христа – Виссариона.
«Отношение к семье и браку» заслуживает особого разговора. Что должны были бы указывать православные христиане (если бы с них, а не только с «сектантов», спрашивали органы юстиции), да и христиане неправославные, отвечая на этот пункт регистрационной анкеты? «Всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (Мф. 19:29).
Конституция России обязывает трудоспособных детей, достигших 18 лет, заботиться о нетрудоспособных родителях (ст. 38). Евангелие не соответствует Конституции. Оно призывает возненавидеть отца и мать (Лк. 14:26), потому что «враги человеку – домашние его» (Мф. 10:36). Пример этому показал сам Иисус, не признавший мать по крови матерью, братьев по крови – братьями: «И указав рукою своею на учеников своих, сказал: вот матерь моя и братья мои» (Мф. 12:49).
По Максу Веберу, «то, что спаситель, пророк, священник, духовник и брат по вере должен стать верующему ближе, чем кровные родственники или члены семьи как таковые», является в религиях спасения (к каковым относится и христианство) само собой разумеющимся. При этом «чувство религиозного братства – чем последовательнее проводились его принципы, тем сильнее – всегда сталкивалось с порядками и ценностями мирской жизни»[1].
Что касается отношения к браку и сексуальности, то, конечно, религиозное неприятие их в так называемом Богородичном центре – Церкви Божией Матери Державной бросается в глаза. Мистические переживания «Царства непорочного зачатия» и жизни «через лоно Божией Матери, где похоть рассеивается» у Иоанна Береславского, предстоятеля этой церкви, влекут за собой отрицание естественной половой жизни – «греховного эроса», от которого должно отказаться христианину вместе с «родовыми поражениями в крови»[2]. Но ведь то же самое есть не только в экстатичном богородичном христианстве Береславского, но и в самом что ни на есть «традиционном» православии, великие подвижники которого из боязни «обратиться в ничто, приблизившись к женщине» (по свидетельству Иоанна Мосха), «не допускали на глаза себе не только сестер, но даже родных матерей»[3]. А жития киево-печерских святых, изобилующие описанием всевозможных расстройств, могут служить иллюстрациями для сексопатологии Р. Крафта-Эббинга («истории болезни» Никиты Затворника, отплясывавшего до изнеможения в пустой келье, Иоанна Многострадального, закапывавшего себя по пояс в землю, Моисея Угрина с его мазохизмом и страхом перед половым актом). Недаром Розанов считал «Киевский патерик» отравленным «ядом скопчества»[4]. Все это вполне вписывается в катастрофические выводы комиссии под руководством профессора Ю.И. Полищука, обследовавшей в 1995 г. «жертв тоталитарных сект»: «Исчезает половое влечение у молодых людей. У женщин прекращаются менструации, у мужчин наступает половая импотенция, что свидетельствует о прекращении функции половых желез, об искусственном ее подавлении, что можно обозначить как психическую кастрацию с прекращением детородной функции»[5].
Вытеснение сексуальности приводит не только к различным патологиям, но и к тем самым упомянутым в законе «развратным действиям», в совершении которых односторонние правоприменители склонны обвинять лишь «Семью» Дэвида Берга и неотантрические культы. В 80-е гг. в круг «православного чтения» попала и снискала популярность «Тайная исповедь», составленная игуменом Амвросием (Юрасовым) [6]. Когда эта самиздатская книжка попала в руки покойному патриарху Пимену, первоиерарх пришел в ярость, сочтя ее богомерзкой проповедью разврата. Юрасов, ставший затем настоятелем созданного им женского монастыря (что достаточно необычно для РПЦ), предлагал грешницам такие вопросы:
«Не сотворила ли грех с мужем в задний проход или сзади.
Не ложилась ли на мужа; не ложилась ли на него пьяного или спящего.
Не вкладывала ли кому язык в уста, или тайный член целовала, или тебе язык в уста вкладывали или в лоно и целовали лоно и глазами смотрели.
Не сотворила ли греха сама с собою перстом или неким предметом, до удовлетворения.
Или подруга тебе так блуд сотворила, а ты ей.
Не сотворила ли блуд со священником, монахом или отцом духовным.
Не сотворила ли с кем блуд, а он потом стал твоим духовным отцом»[7].
И далее по списку, вплоть до скотоложства.
Это текст – отнюдь не видения «младостарца» Амвросия, а лишь слегка адаптированная перепечатка из трехтомника А. Алмазова «Тайная исповедь в Восточной Православной Церкви» (Одесса, 1894. Т. III. Приложения). Амвросий, тиражируя «тайные исповеди», действовал так, как учат святые отцы, что и раздражало советского патриарха, в задачи которого входило поддержание храмовых декораций, но отнюдь не распространение глубинного «православия жизни».
Возьмем «Лествицу» преподобного Иоанна Синайского (Лествичника), одно из наиболее ярких и по сей день почитаемых в церковной среде творений восточного монашества. В нем мы найдем, с одной стороны, паноптикум душевных расстройств, с другой – образцы святости, с третьей – мощнейшие духовные практики. Появись такое сочинение сегодня у тех же «богородичников» или в Церкви Последнего Завета, психиатр проф. Федор Кондратьев из Центра им. Сербского поставил бы диагноз «сектомания», прокуратура обратилась бы в суд о запрете деятельности, а сектовед проф. Александр Дворкин праздновал бы победу.
Вот описание обители кающихся, «святых осужденников» из «страны плачущих», приведенное Иоанном Лествичником как пример для подражания (слово 5-е):
«Видел я, что одни из сих неповинных осужденников всю ночь, до самого утра, стояли на открытом воздухе, не передвигая ног, и жалким образом колебались, одолеваемые сном по нужде естества; но они не давали себе ни мало покоя, а укоряли сами себя и бесчестиями и поношениями возбуждали себя. Другие умиленно взирали на небо, и с рыданием и воплем призывали оттуда помощь. ... Иные непрестанно били себя в грудь, воззывая прежнее состояние души своей и невинность своей жизни. Иные из них омочали землю слезами; а другие, не имея слез, били сами себя. ... Другие же, рыдая в сердце, глас рыдания удерживали в устах; а иногда, когда уже не могли терпеть, внезапно вопияли. ... Другие сидели в задумчивости, поникши к земле и непрестанно колебля главами, подобно львам, рыкали, и стенали из глубины сердца и утробы. ... У иных видны были языки воспаленные и выпущенные из уст, как у псов. ... Другие, вкусив немного хлеба, далеко отвергали его от себя рукою, говоря, что они недостойны человеческой пищи, потому что делали свойственное скотам. ... У иных видимы были колена, оцепеневшие от множества поклонов; глаза, померкшие и глубоко впадшие; вежди, лишенные ресниц; ланиты, уязвленные и опаленные горячестью многих слез; лица, увядшие и бледные, ничем не отличавшиеся от мертвых; перси, болящие от ударов и кровавой мокроты, извергаемой от ударений в грудь. Где там было приготовление постели? Где одежды чистые и крепкие? У всех они были разорванные, смердящие и покрытые насекомыми»[8].
Закон предписывает запрещать религиозную организацию, посягающую на личность, права и свободы. Но как быть с добровольным отказом от прав, самоотречением? Иисус Христос или Мария Дэви Христос берут у человека то, что он добровольно отдает. Добровольно ли?
Можно рассматривать веру как аддиктивное состояние. Но свободен ли влюбленный человек от предмета своей страсти?
Равно и положение о том, что отделение религиозных объединений от государства не влечет за собой ограничений политических и гражданских прав членов указанных объединений (ст. 4 Закона «О свободе совести…»), означает лишь недопустимость дискриминации со стороны государства, но ни в коей мере не может быть распространено на внутреннюю жизнь общины, устав которой может предписывать входящему в нее отказ от любых прав, включая свободу выхода.
Описывая восточное монашество III–V вв., Л.П. Карсавин отмечал: «Одни, как Павел Фивский, порывали всякое сношение с миром. Другие, как знаменитая Таис, замуровывались на всю жизнь, получая пищу и питье через маленькое проделанное для этого отверстие (инклузы), третьи сковывали себя цепями так, что могли ходить только в согнутом положении. В V веке в северной Сирии развивается своеобразная форма отшельничества – жизнь на высокой колонне (столпничество). Но всех объединяло покаянное настроение и борьба с плотью во имя спасения души и единения с Богом»[9]. Добровольное пожизненное заточение в скалах практикуется как в тибетском буддизме, так и – по сей день – на православном Востоке.
Весьма коряво Закон «О свободе совести…» запрещает воспрепятствование выходу гражданина из религиозного объединения, если оно сопряжено с угрозой применения «насильственного воздействия» (ст. 14). И здесь законодатель целится в «секты». Но что такое «насильственное воздействие»? Из Уголовного кодекса известно о насильственных действиях, насильственное же воздействие относится, по-видимому, к тем, кто грозит вероотступникам погружением во тьму кромешную, где будет плач и скрежет зубов. Но может ли служить основанием для запрета церкви угроза покидающим ее гееной огненной?
Не менее замечательна готовность органов юстиции осуществлять контроль соблюдения религиозной организацией ее устава «относительно целей ее деятельности» (ст. 25 того же закона). Не говоря о том, что такие полномочия регистрирующего органа избыточны и представляют собой вмешательство в частную жизнь (ибо общественные и религиозные объединения суть производные частной жизни), трудно представить себе, каким образом неверующие чиновники могут проверять, соответствует ли та или иная деятельность целям спасения души, достижения нирваны, реинкарнации.
За более чем 10 лет работы в парламентском Комитете по делам общественных объединений и религиозных организаций (в Верховном Совете РФ он назывался Комитетом по свободе совести, вероисповеданиям, милосердию и благотворительности), мне много раз приходилось сталкиваться с обращениями родителей, пытающихся бороться с религиозным выбором своих детей. Это были жалобы как на новые культы, так и на традиционные конфессии.
«Моя внучка Маша после окончания Уральского политехнического института ушла в монастырь, – писала в Государственную Думу пенсионерка М.А.Ш. из города Екатеринбурга. – Мы морально к этому были не готовы, поэтому это для нас страшное горе. Но самое страшное в том, что, сталкиваясь с церковью, мы обнаружили непонятные вещи... Девушек кодируют (а ведь это уголовное деяние) на забвение прошлого. Они как попки скороговоркой твердят одно и то же: «Мы для прошлого умерли, у нас нет родителей, у нас нет сестер и братьев». Для девушек нет ни газет, ни ТV, ни радио... Помогите нам в борьбе с той нечистоплотностью, что примазалась к церкви».
Эта бабушка смотрит свой телевизор и видит нарядного упитанного патриарха рядом с Путиным и Фрадковым. Она готова порадоваться куличам и крашеным яйцам, даже, возможно, подать записку за упокой в родительскую субботу. Но поди объясни ей, что как раз яйца и записки, вкупе с патриархом – всего лишь приложение к тому живому христианству, в котором стремится искать Бога ее внучка.
Еще одно письмо. В.В.Б. из города Азова Ростовской области, разыскивая в монастырях РПЦ свою дочь Татьяну, пришел в ужас от иноческого жития: «Игуменья в монастыре – это царь и бог. Без нее в монастыре никто лишний раз вздохнуть не может, не говоря уже о другом. На все нужно ее благословение... Как живут в скитах – видел. Сказать, что они живут как рабы, – ничего не сказать! Это непередаваемо. Хороший хозяин скот содержит значительно лучше».
Эти картины будто бы списаны у Лествичника: «Простосердечный монах... всегда послушен, совершенно сложивши бремя свое на своего руководителя; и как животное не противоречит тому, кто его вяжет, так и душа правая не противится наставнику, но последует ведущему, куда бы он ни захотел; хотя бы повел на заклание, не умеет противоречить» (слово 24-е) [10].
Сетования бабушки из Екатеринбурга и папы из Азова не находят спроса у антикультистов. Зато в чести родители «жертв тоталитарных сект», создавшие с помощью РПЦ и СМИ легенду о сотнях тысяч «зомбированных» и «кодированных». В действительности таких родителей вряд ли больше, чем «пострадавших» от православия. И это при том, что демонизация «сект» информаторами типа Дворкина увеличивает страх родственников, встревоженных, как правило, самим фактом «вербовки» родного человека в страшную «секту». Вдохновляемые антисектантскими функционерами, родители «жертв» живописуют: «Псевдорелигиозные организации, такие, как «Аум Синрикё», «Сознание Кришны», «Виссарион» и другие, представляют собой настоящие фабрики по массовому производству душевнобольных людей, организованных по типу концентрационных лагерей, в которых жертвы находятся «добровольно» в состоянии полной психической зависимости от культа (его лидера, системы мировосприятия и дисциплины)»[11].
Разрыв родственных связей во имя православного подвижничества, радикальное изменение себя ради церкви ничем не отличаются от того, что происходит при вступлении в Общество сознания Кришны или харизматические церкви. Разница лишь в том, что в православии или католицизме фанатичные, ревностные последователи, активно практикующие члены общин составляют меньшинство от основной массы номинальных христиан. В новых же религиозных движениях, создающихся по иному принципу, номинальное членство исключено, возможна лишь активная вовлеченность, живое участие.
Инвективы против сектантства есть чистой воды подмена, когда собственно религиозное отношение к миру и духовный тип сознания преподносятся как исключительное свойство «деструктивных культов». Просто быть православным фанатиком сегодня не в пример комфортнее, чем рядовым российским кришнаитом.
Гарантируя свободу вероисповедания, правовое государство защищает право как соответствующих объединений, так и каждого человека на антиобщественное поведение, то есть на следование целям, отличающимся от общепринятых в секуляризованном мире, на иной образ жизни, иную систему ценностей, что в православии так и называется – иночество. Пределом этой защищенной антиобщественности могут быть только уголовные законы, применяемые, когда осуществление прав и свобод верующих нарушает права и свободы других лиц.
[1] Вебер М. Теория ступеней и направлений религиозного неприятия мира // Вебер М. Избранное. М., 1994. С. 12–13.
[2] Архиепископ Иоанн. Врата любви. М., 1997. С. 35–36.
[3] Иоанн Мосх. Луг духовный. СПб., 1906. С. 265.
[4] Розанов В.В. В темных религиозных лучах. М., 1994. С. 344.
[5] Заключение Комиссии под руководством профессора Ю.И. Полищука по медико-психологической и юридической оценке деятельности некоторых религиозных организаций. Машинопись, 1995. С. 4 (архив автора).
[6] В настоящее время архимандрит Амвросий – настоятель Ивановского женского Свято-Введенского монастыря, духовник общества «Радонеж».
[7] Тайная исповедь. В помощь кающимся. Б.м., 1980.
[8] Преподобного отца аввы Иоанна, игумена Синайской горы, Лествица, в русском переводе. Свято-Троицкая Сергиева Лавра. 1898. С. 59–62.
[9] Карсавин Л.П. Монашество в Средние века. М., 1992.
[10] Преподобного отца аввы Иоанна… С. 161.
[11] Обращение А.М. Палкиной, члена Комитета по спасению молодежи, адресованное парламентским слушаниям «Свобода совести и права человека». 14 февраля 1995 года (архив автора).
Источник Информационно аналитический центр СОВА
