Негромкий плач донёсся из соседней комнаты. Я бесшумно поднимаюсь и закутываюсь в тонкую хлопковую простыню, замираю на секунду, смотрю на тебя. Хорошо различаю твоё лицо в свете фонарей, пробивающемся сквозь неплотные занавески. Непроизвольно хочется нежно коснуться твоего лица, взъерошить твои непослушные волосы. Иногда меня пугают собственные мысли. Тихо пробираюсь в детскую и прикрываю за собой дверь. Подхожу к колыбели, включаю тусклый ночник. Чувствую на себе взгляд невинных серых глаз. Беру на руки малышку, и она перестаёт плакать. Думала ли я когда-нибудь, что когда мне будет шестнадцать, я буду вот так стоять здесь и держать на руках двухгодовалую дочь?
«Тише, солнышко моё не плачь. Всё хорошо, мама рядом… мама всегда будет с тобой, ты ведь знаешь», - повторяю почти на автомате чуть-чуть банальные, но такие важные для ребёнка слова.
«Ма… Ма-ма…» - произносит вдруг девочка и закрывает глаза. Спокойно лежит у меня на руках, но я понимаю, что она ещё не заснула. В такой момент ни в коем случае нельзя оставлять её одну, иначе сероглазое чудо поднимет жуткий шум… и разбудит папочку, непременно разбудит. О том, что за этим последует, я боюсь даже думать. Опускаюсь в кресло и качаю дочь долго-долго, пока не затекут руки и спина. Аккуратно укладываю её в колыбель. Малышка недовольно ворочается.
«Спи, - шепчу ей. – Я никуда не ухожу, я здесь».
Опускаюсь перед люлькой на колени, выключаю ночник и начинаю приглушенно петь. Нет, не колыбельную – я никогда не пела ей колыбельных, возможно потому, что ни одной не помню. Я пою ей старую, немного грустную песню, слова и мотив которой, наверное, будут вечно жить в моей памяти, песню, которую так любила петь мне мама.
Я бы сказал тебе много хорошего
В тихую лунную ночь у костра.
В зеркале озера звёздное крошево
Я подарю тебе вместо венца.
Запахом трав лесных ноги укутаю
И увезу тебя в звёздную даль,
Чтобы не знала ты встречи со скукою,
Тихою радостью гнала печаль.
В зимнюю стужу я руки согрею,
Чтобы растаяли льдиночки глаз.
И расскажу тебе, если сумею,
Как я люблю тебя тысячу раз.
Спит. Теперь я точно знаю, что дочь заснула. Поворачиваюсь к двери и замираю. Ты стоишь, прислонившись к дверному косяку, и не шевелишься. Твои глаза закрыты, на твоём лице спокойная и даже довольная улыбка. Я никогда раньше не видел тебя таким.
- Ты давно здесь стоишь? – тихо говорю тебе в самое ухо, боясь разбудить девочку.
Ты взглядываешь, словно от пощёчины и бросаешь на меня недовольный взгляд.
Умиротворённое выражение твоего лица быстро сменяется на растерянное, а потом резко на презрительно-насмешливое. Ты рывком выталкиваешь меня из детской и закрываешь дверь.
- Кажется мы уже говорили о том, что я не люблю, когда меня будят посреди ночи? –свистящим шёпотом интересуешься ты, до боли сжимая мой локоть.
- Мне больно, - сквозь зубы отзываюсь я. – Пусти!
- А ты не думаешь, что доставлять тебе боль приносит мне ни с чем не сравнимое наслаждение, милая? - язвительно усмехаешься ты.
- Я не думаю, я знаю это, - огрызаюсь тебе в лицо. – Но меня это не волнует.
- Тебе же хуже.
- Почему ты так себя ведёшь? – неожиданно для себя начинаю злиться. – Что я тебе сделала плохого?
Ты опускаешь глаза, не ожидая такого прямого вопроса, не зная, что ответить.
Меня берёт злость, горечь, обида. И почему-то сладкое, ни с чем не сравнимое осознание того, что я всё ещё люблю тебя. Я люблю тебя даже сильнее, чем тогда, когда ты был всего лишь моим одноклассником, несмотря на всю боль, которую ты причинил, на все слёзы, пролитые по твоей вине. Ты всегда был таким самоуверенным в себе, таким самодовольным и язвительным, так любил издеваться и унижать меня, пользоваться мною всего лишь, как тряпичной куклой… а сейчас тебе нечего сказать?
- Почему? – шепчу тебе, даже не пытаясь сдержать слёз. Всё равно. Ты столько раз уже видел меня плачущей. – Неужели у тебя нет сердца?
Поднимаешь голову и с вызовом смотришь на меня. И сейчас в твоих обычно непроницаемых глазах так легко прочитать всё, что ты чувствуешь. Только теперь я понимаю…
Ты никогда не хотел показаться слабым, привыкнув иметь над кем-то власть, ты наслаждался своим превосходством, пытаясь поднять себя выше в собственных глазах. Ты никогда не позволял себе проявлять чувства, выставлять напоказ собственные слабости, ты просто жил и наслаждался жизнью.
Но мне всё равно, я люблю тебя лишь таким, какой ты есть, а сейчас я вижу, что всё-таки значу для тебя что-то, просто ты боишься это показать. Да, конечно, ты никогда не сможешь полюбить меня, испытать ко мне те чувства, которые испытываю к тебе я, и всё же… всё же, мне хватит и этого. Мне хватит осознания того, что я нужна тебе, что без меня тебе будет плохо. Хочу просто быть рядом с тобой, быть частью твоей жизни, или хотя бы просто дышать с тобой одним воздухом.
- Ничего не говори, - устало вздыхаю я. – Всё в порядке. Извини, что разбудила.
Ты хочешь что-то ответить, но потом лишь качаешь головой и предлагаешь:
- Пойдём спать.
- Пойдём, - соглашаюсь я.
Лежу и долго-долго не могу заснуть. Прислушиваюсь к твоему ровному дыханию.
- Ты не спишь? – вдруг спрашиваешь ты тихо.
- Нет, - поворачиваюсь к тебе и ловлю твой пристальный взгляд.
- Знаешь, - неуверенно начинаешь ты, - та песня, которую ты пела малышке… не могла бы ты спеть её ещё раз?
- Зачем? – не понимаю я.
- Не спрашивай. Просто спой и всё, - в твоём голосе сейчас нет приказа или злобы.
Это что-то новенькое. Ты никогда не просишь о чём-либо…
Приподнимаюсь на локтях на подушке и пою песню снова.
Ты слушаешь, прикрыв глаза, будто бы боясь пошевелиться, а я продолжаю петь.
Когда песня заканчивается, ты неожиданно притягиваешь меня к себе, и, уткнувшись носом мне в волосы, снова закрываешь глаза.
В твоих движениях нет ни грубости, ни резкости, только непривычная, какая-то отчаянная нежность.
А потом я слышу твой шёпот над своим ухом.
- Почему, глупышка, скажи мне, почему ты мне всегда и всё прощаешь?
Я не отвечаю тебе, лишь надрывно вздыхаю, словно после долгих рыданий.
Ты приподнимаешь моё лицо за подбородок и долго пристально смотришь в мои глаза, словно пытаясь что-то в них отыскать, а потом вздрагиваешь и очень тихо спрашиваешь:
- Неужели ты до сих пор любишь меня, дура?!
Я чувствую, что снова плачу. Продолжаю упорно молчать и отвожу глаза. Всё равно мне нечего тебе сказать.
- Отвечай! – сердито приказываешь ты.
Неожиданно меня наполняет ярость. Ненависть к тебе, презрение к себе, непроглядное отчаяние.
- Да, чёрт тебя подери! Я люблю тебя! Вот твоя правда! И знаешь, что? Мне плевать, что ты сможешь воспользоваться этим! Мне плевать, что ты обо мне теперь думаешь! Всё равно хуже уже не будет!
Хочу ударить тебя, выцарапать тебе глаза, сделать так, чтобы ты почувствовал хоть одну сотую или даже тысячную той боли, которую я из-за тебя перенесла. Но происходит то, чего я совсем от себя не ожидала, за что себя ненавижу. Я с рыданиями бросаюсь к тебе на шею, и плачу горько-горько, не могу остановиться.
А потом вдруг понимаю, что моя голова лежит на твоей груди, твои руки нежно гладят мои плечи, а твои губы покрывают поцелуями моё лицо. Ты растерян… и не хочешь видеть моих слёз?
- Что же ты? – зло комментирую я. – Давай, издевайся надо мной! Тебе ведь так это нравится! Заставь меня страдать снова! Тебе ведь всё равно, что я чувствую!
- Замолчи, - вдруг приказываешь ты.
- А то что? – вскидываюсь снова. – Ударишь? Или, может быть, изнасилуешь?! Прости, но этим меня уже не удивить! Я думала ты лучше меня знаешь!
Хочу что-то ещё сказать, как вдруг чувствую твои губы на своих губах. Пытаюсь оттолкнуть тебя, но ты гораздо сильнее, и только крепче прижимаешь меня к себе. Мне ничего не остаётся, как только отвечать на твой поцелуй. Ведь я попросту не могу сопротивляться твоим чарам. Начинает кружиться голова, рассудок мутнеет.
В голове мелькают отрывочные мысли о том, что до этого ты ни разу не целовал меня в губы, часто повторяя что такой поцелуй является проявлением сильных чувств, если даже не любви, то, по крайней мере, сильной привязанности. Что же изменилось?
В эту ночь я отдала тебе всю свою любовь и всю свою чуть-чуть неумелую нежность. Наверное, я долго ещё буду помнить твои поцелуи, а ты – вкус моих слёз.
Когда ты уже спал, я, обнажённая, лежала в кольце твоих рук и думала. В эту ночь, я, наконец, начала понимать, кто же ты на самом деле. Ты хотел казаться самоуверенным мерзавцем, что тебе отлично удавалось. Но в действительности, ты был совсем другим. Это показало мне твоё нежелание видеть мои слёзы, попытки успокоить, а также твои поцелуи, в искренности которых я была уверена. Я понимала, что на следующий день всё станет как прежде, и мне будет очень больно. Ты снова наденешь свою проклятую маску. Будешь издеваться надо мной, подавлять мою волю, избивать и насиловать как раньше. И разумеется припомнишь мне мою слабость, а также то, что я занималась с тобой любовью сегодня ночью. Скажешь о том, что для тебя все это ничего не значит. Но знаешь, я не поверю тебе. Потому что я видела твои глаза. Ты скажешь, что давно забыл об этом. Даже если это будет правдой, я буду помнить всё. И ждать, когда ты вернёшься снова.
«Тише, солнышко моё не плачь. Всё хорошо, мама рядом… мама всегда будет с тобой, ты ведь знаешь», - повторяю почти на автомате чуть-чуть банальные, но такие важные для ребёнка слова.
«Ма… Ма-ма…» - произносит вдруг девочка и закрывает глаза. Спокойно лежит у меня на руках, но я понимаю, что она ещё не заснула. В такой момент ни в коем случае нельзя оставлять её одну, иначе сероглазое чудо поднимет жуткий шум… и разбудит папочку, непременно разбудит. О том, что за этим последует, я боюсь даже думать. Опускаюсь в кресло и качаю дочь долго-долго, пока не затекут руки и спина. Аккуратно укладываю её в колыбель. Малышка недовольно ворочается.
«Спи, - шепчу ей. – Я никуда не ухожу, я здесь».
Опускаюсь перед люлькой на колени, выключаю ночник и начинаю приглушенно петь. Нет, не колыбельную – я никогда не пела ей колыбельных, возможно потому, что ни одной не помню. Я пою ей старую, немного грустную песню, слова и мотив которой, наверное, будут вечно жить в моей памяти, песню, которую так любила петь мне мама.
Я бы сказал тебе много хорошего
В тихую лунную ночь у костра.
В зеркале озера звёздное крошево
Я подарю тебе вместо венца.
Запахом трав лесных ноги укутаю
И увезу тебя в звёздную даль,
Чтобы не знала ты встречи со скукою,
Тихою радостью гнала печаль.
В зимнюю стужу я руки согрею,
Чтобы растаяли льдиночки глаз.
И расскажу тебе, если сумею,
Как я люблю тебя тысячу раз.
Спит. Теперь я точно знаю, что дочь заснула. Поворачиваюсь к двери и замираю. Ты стоишь, прислонившись к дверному косяку, и не шевелишься. Твои глаза закрыты, на твоём лице спокойная и даже довольная улыбка. Я никогда раньше не видел тебя таким.
- Ты давно здесь стоишь? – тихо говорю тебе в самое ухо, боясь разбудить девочку.
Ты взглядываешь, словно от пощёчины и бросаешь на меня недовольный взгляд.
Умиротворённое выражение твоего лица быстро сменяется на растерянное, а потом резко на презрительно-насмешливое. Ты рывком выталкиваешь меня из детской и закрываешь дверь.
- Кажется мы уже говорили о том, что я не люблю, когда меня будят посреди ночи? –свистящим шёпотом интересуешься ты, до боли сжимая мой локоть.
- Мне больно, - сквозь зубы отзываюсь я. – Пусти!
- А ты не думаешь, что доставлять тебе боль приносит мне ни с чем не сравнимое наслаждение, милая? - язвительно усмехаешься ты.
- Я не думаю, я знаю это, - огрызаюсь тебе в лицо. – Но меня это не волнует.
- Тебе же хуже.
- Почему ты так себя ведёшь? – неожиданно для себя начинаю злиться. – Что я тебе сделала плохого?
Ты опускаешь глаза, не ожидая такого прямого вопроса, не зная, что ответить.
Меня берёт злость, горечь, обида. И почему-то сладкое, ни с чем не сравнимое осознание того, что я всё ещё люблю тебя. Я люблю тебя даже сильнее, чем тогда, когда ты был всего лишь моим одноклассником, несмотря на всю боль, которую ты причинил, на все слёзы, пролитые по твоей вине. Ты всегда был таким самоуверенным в себе, таким самодовольным и язвительным, так любил издеваться и унижать меня, пользоваться мною всего лишь, как тряпичной куклой… а сейчас тебе нечего сказать?
- Почему? – шепчу тебе, даже не пытаясь сдержать слёз. Всё равно. Ты столько раз уже видел меня плачущей. – Неужели у тебя нет сердца?
Поднимаешь голову и с вызовом смотришь на меня. И сейчас в твоих обычно непроницаемых глазах так легко прочитать всё, что ты чувствуешь. Только теперь я понимаю…
Ты никогда не хотел показаться слабым, привыкнув иметь над кем-то власть, ты наслаждался своим превосходством, пытаясь поднять себя выше в собственных глазах. Ты никогда не позволял себе проявлять чувства, выставлять напоказ собственные слабости, ты просто жил и наслаждался жизнью.
Но мне всё равно, я люблю тебя лишь таким, какой ты есть, а сейчас я вижу, что всё-таки значу для тебя что-то, просто ты боишься это показать. Да, конечно, ты никогда не сможешь полюбить меня, испытать ко мне те чувства, которые испытываю к тебе я, и всё же… всё же, мне хватит и этого. Мне хватит осознания того, что я нужна тебе, что без меня тебе будет плохо. Хочу просто быть рядом с тобой, быть частью твоей жизни, или хотя бы просто дышать с тобой одним воздухом.
- Ничего не говори, - устало вздыхаю я. – Всё в порядке. Извини, что разбудила.
Ты хочешь что-то ответить, но потом лишь качаешь головой и предлагаешь:
- Пойдём спать.
- Пойдём, - соглашаюсь я.
Лежу и долго-долго не могу заснуть. Прислушиваюсь к твоему ровному дыханию.
- Ты не спишь? – вдруг спрашиваешь ты тихо.
- Нет, - поворачиваюсь к тебе и ловлю твой пристальный взгляд.
- Знаешь, - неуверенно начинаешь ты, - та песня, которую ты пела малышке… не могла бы ты спеть её ещё раз?
- Зачем? – не понимаю я.
- Не спрашивай. Просто спой и всё, - в твоём голосе сейчас нет приказа или злобы.
Это что-то новенькое. Ты никогда не просишь о чём-либо…
Приподнимаюсь на локтях на подушке и пою песню снова.
Ты слушаешь, прикрыв глаза, будто бы боясь пошевелиться, а я продолжаю петь.
Когда песня заканчивается, ты неожиданно притягиваешь меня к себе, и, уткнувшись носом мне в волосы, снова закрываешь глаза.
В твоих движениях нет ни грубости, ни резкости, только непривычная, какая-то отчаянная нежность.
А потом я слышу твой шёпот над своим ухом.
- Почему, глупышка, скажи мне, почему ты мне всегда и всё прощаешь?
Я не отвечаю тебе, лишь надрывно вздыхаю, словно после долгих рыданий.
Ты приподнимаешь моё лицо за подбородок и долго пристально смотришь в мои глаза, словно пытаясь что-то в них отыскать, а потом вздрагиваешь и очень тихо спрашиваешь:
- Неужели ты до сих пор любишь меня, дура?!
Я чувствую, что снова плачу. Продолжаю упорно молчать и отвожу глаза. Всё равно мне нечего тебе сказать.
- Отвечай! – сердито приказываешь ты.
Неожиданно меня наполняет ярость. Ненависть к тебе, презрение к себе, непроглядное отчаяние.
- Да, чёрт тебя подери! Я люблю тебя! Вот твоя правда! И знаешь, что? Мне плевать, что ты сможешь воспользоваться этим! Мне плевать, что ты обо мне теперь думаешь! Всё равно хуже уже не будет!
Хочу ударить тебя, выцарапать тебе глаза, сделать так, чтобы ты почувствовал хоть одну сотую или даже тысячную той боли, которую я из-за тебя перенесла. Но происходит то, чего я совсем от себя не ожидала, за что себя ненавижу. Я с рыданиями бросаюсь к тебе на шею, и плачу горько-горько, не могу остановиться.
А потом вдруг понимаю, что моя голова лежит на твоей груди, твои руки нежно гладят мои плечи, а твои губы покрывают поцелуями моё лицо. Ты растерян… и не хочешь видеть моих слёз?
- Что же ты? – зло комментирую я. – Давай, издевайся надо мной! Тебе ведь так это нравится! Заставь меня страдать снова! Тебе ведь всё равно, что я чувствую!
- Замолчи, - вдруг приказываешь ты.
- А то что? – вскидываюсь снова. – Ударишь? Или, может быть, изнасилуешь?! Прости, но этим меня уже не удивить! Я думала ты лучше меня знаешь!
Хочу что-то ещё сказать, как вдруг чувствую твои губы на своих губах. Пытаюсь оттолкнуть тебя, но ты гораздо сильнее, и только крепче прижимаешь меня к себе. Мне ничего не остаётся, как только отвечать на твой поцелуй. Ведь я попросту не могу сопротивляться твоим чарам. Начинает кружиться голова, рассудок мутнеет.
В голове мелькают отрывочные мысли о том, что до этого ты ни разу не целовал меня в губы, часто повторяя что такой поцелуй является проявлением сильных чувств, если даже не любви, то, по крайней мере, сильной привязанности. Что же изменилось?
В эту ночь я отдала тебе всю свою любовь и всю свою чуть-чуть неумелую нежность. Наверное, я долго ещё буду помнить твои поцелуи, а ты – вкус моих слёз.
Когда ты уже спал, я, обнажённая, лежала в кольце твоих рук и думала. В эту ночь, я, наконец, начала понимать, кто же ты на самом деле. Ты хотел казаться самоуверенным мерзавцем, что тебе отлично удавалось. Но в действительности, ты был совсем другим. Это показало мне твоё нежелание видеть мои слёзы, попытки успокоить, а также твои поцелуи, в искренности которых я была уверена. Я понимала, что на следующий день всё станет как прежде, и мне будет очень больно. Ты снова наденешь свою проклятую маску. Будешь издеваться надо мной, подавлять мою волю, избивать и насиловать как раньше. И разумеется припомнишь мне мою слабость, а также то, что я занималась с тобой любовью сегодня ночью. Скажешь о том, что для тебя все это ничего не значит. Но знаешь, я не поверю тебе. Потому что я видела твои глаза. Ты скажешь, что давно забыл об этом. Даже если это будет правдой, я буду помнить всё. И ждать, когда ты вернёшься снова.
