Хокмах нистарах
Пользователь
Рубен Давид Гонсалес Гальего "Белым по черному" - это автобиография парализованного мальчика, выросшего в детдоме СССР, обманом отнятого у матери-испанки.
Читать тут : http://lib.ru/PROZA/GALEGO/black.txt
Выдержки из книги:
Читать тут : http://lib.ru/PROZA/GALEGO/black.txt
Выдержки из книги:
Герой
Я -- герой. Быть героем легко. Если у тебя нет рук или ног -- ты герой
или покойник. Если у тебя нет родителей -- надейся на свои руки и ноги. И
будь героем. Если у тебя нет ни рук, ни ног, а ты к тому же ухитрился
появиться на свет сиротой, -- все. Ты обречен быть героем до конца своих
дней. Или сдохнуть. Я герой. У меня просто нет другого выхода.
Когда я был совсем маленьким, я мечтал о маме, мечтал лет до шести.
Потом я понял, вернее, мне объяснили, что моя мама -- черножопая сука,
которая бросила меня. Мне неприятно писать такое, но мне объясняли именно в
этих терминах.
Те, кто объяснял, были большие и сильные, они были правы во всем,
соответственно, они были правы и в такой мелочи. Конечно, были и другие
взрослые.
В шесть лет я перестал мечтать о маме. Я мечтал стать "ходячим".
Ходячими были почти все. Даже те, кто еле-еле мог передвигаться на костылях.
К ходячим относились гораздо лучше, чем к нам. Они были людьми. После выхода
из детдома из них могли получиться нужные обществу люди -- бухгалтеры,
сапожники, швеи. Многие получали хорошее образование, "выбивались в люди".
После выпуска из детдома они приезжали на дорогих машинах. Тогда нас
собирали в большом зале, рассказывали, какую должность занимает бывший
ученик нашей школы. Из рассказов выходило, что эти толстые дяди и тети
всегда слушались старших, хорошо учились и добились всего своим умом и
настойчивостью. Но они были ходячими! Какого рожна я должен был выслушивать
их хвастливую болтовню, если я и так знаю, что нужно делать после того, как
станешь ходячим? Как стать ходячим, никто не рассказывал.
В восемь я понял одну очень простую мысль: я один и никому не нужен.
Взрослые и дети думают только о себе. Конечно, я знал, что где-то на другой
планете существуют мамы, папы и дедушки с бабушками. Но это было так далеко
и неубедительно, что я отнес все эти бредни к области звезд и материков.
В девять я понял, что ходить никогда не смогу. Это было очень печально.
Накрылись дальние страны, звезды и прочие радости. Оставалась смерть. Долгая
и бесполезная.
В детдоме пьянка. Нормальная пьянка, все прилично. Парни пьют водку,
закусывают. Это старшеклассники. Быстро зашли после уроков в комнату, сели в
углу, оставили кого-то "на стреме". Раскрыли консервы, выпили по кругу водки
из одной кружки, наскоро закусили.
Внезапно заметили меня. Я лежал под кроватью в противоположном углу
комнаты. Тело под кроватью, голова и плечи -- наружу, передо мной книга.
Читать, засунув ноги под кровать, очень удобно. Никто не потревожит.
-- Рубен, ползи сюда.
Я откладываю книгу, ползу. Ползу медленно, но все терпеливо ждут.
Подползаю.
-- Водку пить будешь?
Вопрос риторический. Все понимают, что водку пить мне еще не положено.
Водку пили только после двенадцати лет.
В очередной раз меня перевозят из детдома в детдом. Праздник начинается
уже на вокзале, мне дают мороженое и ситро. Мороженое большое и покрыто
шоколадом. Как только поезд трогается с места, нянечка и медсестра уходят,
как они выражаются, "гулять". "А шо, пошли погуляем". Возвращаются с двумя
грузинами. Один грузин старый, седой, другой чуть помоложе. Все пьют водку,
им весело. Мне отрезают большой кусок колбасы, дают яйца, ситро. Седой
грузин режет и режет колбасу, делает бутерброды и все говорит мне: "Ты ешь,
ешь, дети должны хорошо кушать". Еды очень много и ее никто не считает.
Темнеет, можно сколько угодно смотреть в окно, есть колбасу. Хочется ехать и
ехать, смотреть в окно. Я думаю о том, что если дать всем взрослым на земле
много водки и колбасы, они будут добрые и все дети будут счастливы.
Хороших нянечек было мало. Я помню их всех. Сейчас же постараюсь
рассказать об одной из них. Это действительная история, услышанная мною от
одной из нянечек. Постараюсь пересказать то, что сохранила детская память,
насколько возможно точно...
x x x
Я здесь уже давно работаю. Когда пришла, посмотрела, а тут детки
маленькие, кто без ножек, кто без ручек. И все грязные. Его помоешь, а он по
полу поползает -- и опять грязный. Кого с ложки кормить надо, кого подмывать
каждый час. Уставала очень. В первое ночное дежурство ни на минуту не
прилегла. Еще новенького привезли, он всю ночь маму звал. Я к нему на
кровать присела, взяла его за руку, так и просидела над ним до утра. И все
плакала, плакала. А наутро пошла к батюшке благословения просить, чтобы
уволиться. Не могу, говорю, на это смотреть, всех жалко, душа разрывается. А
батюшка благословения и не дал. Говорит, что это теперь крест твой до конца
дней. Я уж его так просила, так просила. А потом поработала, притерпелась.
Но все равно тяжело. Я имена всех деток, за кем ухаживала, на бумажку
выписываю. У меня дома тетрадка есть, так я туда всех вас записываю. И за
каждого на Пасху свечку ставлю. Много свечек уже получается, дорого, но я
все равно за каждого ставлю и за каждого Отче наш читаю. Потому что за всех
невинных деток Господь велел молиться. А у тебя имя какое-то странное,
Рубен, армянин, наверное. Армяне -- христиане, это я точно знаю. Не армянин,
говоришь? То-то я сразу и подумала, что раз родители к нему не приезжают, то
басурмане какие-то. Крещеная душа дитя своего не оставит. Суки они, прости
меня Господи, дуру старую, тут и не захочешь, а согрешишь. А ты у меня
будешь в тетрадке без фамилии записан. Фамилия у тебя какая-то чудная, я и
записать не сумею. Все с фамилиями записаны, а ты без. На молитве только имя
читать положено, но все равно нехорошо, что без фамилии.
