[color=\"#0000ff\"]О, если б знать: куда свой Путь направить? Вокруг, лишь миражи. И я - мираж![/color]
Тяжелые лапы сумеречного елового леса склонялись все ниже, преграждая, идущему путнику, его путь. Он еще не чувствовал усталости, не должен был чувствовать, потому что знал, что дойти необходимо, и еще до того, как зайдет солнце. Он торопился... Как странно, но теперь все лесные звуки смолкли, словно опасаясь выдать присутствие чего-то незримого, но внимательно следящего за каждым его шагом. Багрянец тающего солнца совсем иссяк, и землю мягко покрыла прохлада ночи. Он остановился у пораненной березы, сочившейся сладковатой слезой.
Жадно приник губами к ее стволу, утоляя жажду - нужны еще силы - он шел уже более четырех часов, тропинка почти истаяла в придорожном бурьяне, и лиловая вода в оврагах близ нее становилась все бездоннее в нарождающейся тьме.
Он чиркнул спичкой, чтобы осмотреться, впрочем, от ее скудного света окружающее показалось непроницаемо черным. Он шагнул наугад. В темноте деревья казались сводом готического собора. Величие их грозных силуэтов словно подчеркивало торжество пришедшей тьмы... Совсем скоро Он очутился среди неведомого "мира" его потаенных страхов и тревог... Каждый новый шаг погружал его все глубже в сумрак его ума, каждый новый шорох незримых жителей ночного мира все дальше уносил спокойствие, оставляя в сердце ледяной холод неопределенности...
Он ускорил шаг, почувствовав чье-то глухое дыхание за спиной.
Но, обернувшись, никого не увидел... лишь холодное дыхание ночи грело живучее чувство живого леса... И вдруг он почувствовал, холодное дыхание застыло, он хотел зажечь спичку и повернуться, но страх так сильно закрался к нему в сердце, что он бросился бежать со всех ног. Он бежал около полу часа и когда он остановился, то упал без сил. Холодное дыхание так и продолжалось, он закрыл от страха глаза и всё предоставил судьбе! Когда он очнулся, было уже светло, он лежал лицом вниз. Когда он приподнялся, то был очень удивлён. Его глазам открылось не обыкновенное зрелище, перед ним и вправду оказался готический собор, который внушал страх и ужас! Он попытался встать, но его попытка окончилась не удачей. Вдруг его кто-то взял за плечо и спросил, что он тут делает. Он объяснил, что заблудился и, что произошло ночью, тогда незнакомец помог ему встать и протянул флягу с водой. Незнакомец был одет в балахон и укрыт капюшоном. Незнакомец объяснил, что в этом лесу творятся очень страшные вещи, особенно по ночам!
Монах пригласил странника в собор. Но там были не простые монахи... Эти монахи были служителями Смерти. Это было сразу видно, т.к. только снаружи каменный собор внутри оказался весь вымощен костями... Человеческими костями Глава собора вышел поприветствовать, незнакомца… Его все звали «видящий» хотя он был слеп. Это был рослый мужчина в длинной черной мантии. Его белые как снег глаза пробуждали страх, исходящий изнутри, расплывающийся по всему телу и охватывающий немотой того, кто осмелился в них взглянуть.
Суровые черты лица выдавали человека прожившего долгие годы в аскетизме. Большие мертвенно-сухие, как у покойника руки его едва выглядывали из рукавов. Казалось, ничто его не связывает с этим миром, и в этом было его могущество.
Его поступь была спокойна, но в каждом движении таился ураган.
И этим мертвым ураганом он шел к незадачливому путнику вместе с двумя монахами. Начало положено, цепочка событий запущена, чем она закончится, путник и представить себе не мог.
Путник увидел под капюшоном пустые глазницы, из которых струился еле заметный свет, переливаясь в красках. Бояться, было уже поздно и к тому же намерение: узнать всё, что есть там, по ту сторону, было сильнее страха, и путник сделал шаг на встречу главе, выражая, тем самым своё согласие на общение. Оставалось примерно 2 метра, до обеих сторон, и глава остановился, дав понять, чтобы и путник не двигался более... Глава молча осматривал странника и чувствовал Дух избранного, которого он ждал уже давно. Но, он никак не выразил своего чувства и кивком головы пригласил путника следовать за ним.
Они пошли, глава впереди, а путник немного позади, к маленькой дверце в торце собора. Глухо громыхая связкой ключей, глава открыл дверь, за которую - не всякому был доступ. Они вошли в сумрак залы, освещённый факелом на стене, и приблизились к столу, что был не далеко от двери. Глава молча показал путнику на различные вещи находящиеся на столе и знаком дал понять, чтобы путник выбрал для себя три из всех, любые... Путник приблизился к столу и стал всматриваться в то, что лежало на столе. Вдруг взгляд его упал на необычный череп, и он взял его в руки, чтобы лучше просмотреть и почувствовал от черепа такой мощный поток энергии, что потекла по всем жилам его утомлённого тела, и он почувствовал прилив сил.
Глава собора, не выражая никак своих чувств, остался доволен выбором путника и жестом предложил продолжить свой выбор. Путник снова стал смотреть на все предметы, что были на столе, и увидел длинный посох с набалдашником в виде неясыти с огромными зелёными глазами, из которых тоже струился фосфорический свет, еле заметной струйкой. Но теперь уже путник увереннее взял посох в руку и почувствовал всю его силу в своём теле. Затем он в третий раз посмотрел на стол и увидел в левом углу стола перстень с алмазом в огранке и надел его себе на указательный палец правой руки. Глава повернул голову к путнику и только сейчас сказал своё первое слово: "Свершилось"!!! - и ...
Дверь в другом конце залы отворились и в зал вошли монахи. Они встали вокруг путника и Главы, чтобы создать ритуал посвящения.
Путник только сейчас начал осматривать помещение, где он находился и присутствующих в нём. Стена, рядом с которой стоял стол с артефактами, была тёмно-зелёного цвета, ближе к малахиту. Рядом с ней, по другую сторону, была стена тёмно-синего цвета. Напротив стены, где была входная дверь и откуда вышли монахи, цвет стены был тёмно-бардовый. И стена с входной дверью была цвета: золота с серебром. Путник понял, что этот зал не только ритуальный, но в нём проводится астрологическая алхимия. Это было видно по тем знакам, что были на всех стенах. На зелёной - стоял знак Меркурия, на синей - знак Сатурна,
на бардовой - знак Марса. А на серебристо-золотой стене было 4 знака:
на золоте стояли знаки Юпитера и Солнца, а на серебре - Венеры и Луны.
Все монахи были одеты в красные туники и тёмно-синие плащи с капюшоном.
И, только глава, в своей чёрной мантии, отличался, ростом выше, на голову, от всех, но не от путника: путник был выше него на полголовы.
Началось /Initiatio/ посвящение. Монахов, по кругу, было пять, а в кругу стояли двоя: путник и глава, который, простёрши разведённые руки вперёд и чуть выше, над головой путника, начал низким голосом, постепенно повышая тональность, произносить: INFERIUS - SUPERIUS, протягивая гласные звуки.
А монахи, в это время, произносили вместе, стройным хором, чуть нараспев:
ASCH - MAIJM. А затем все монахи, вместе с главою запели:
NIIIB - SHUUUBRAAA - BAAAGHIIIM. Путник почувствовал, как всё его тело стало вибрировать. Он сначала полностью расслабился, чтоб принять весь поток энергетической Силы от всех поющих, но как только он почувствовал, что частота вибраций его тела стала приносить диссонанс, резко напряг все мышцы тела и произнёс, растягивая звуки, мантру: HHIIIRRIIINNGGSSEEE.
Тело путника напряглось до предела, а алмаз в перстне начал источать красной дымкой. Монахи, вместе с главой продолжали пропевать последнюю мантру, которая уже звучала на высоких тонах и путник еле держался на ногах, от воздействия Силы звука. Тогда последнее, что он предпринял - это глубоко вдохнул и, выдыхая, произнёс: AAAANKHUUUU.
Выдохнув полностью весь воздух из лёгких, он замер и не дышал. Вдруг он почувствовал, как огненная молния прошлась по всему мозгу, от правого к левому полушарию и в глазах засиял такой яркий свет, что монахи отшатнулись, от этого излучения из глаз, на мгновение, прекратив петь свою мантру.
Этого времени путнику было достаточно, чтобы сделать еле видимый и слышимый, но глубокий вдох, через нос и с силой громко выкрикнуть, удлиняя звук гласных: BAAAHIIIMAAAOOMRAAAOOOR. От этих звуков, внутри круга, произошёл взрыв и главу с путником отбросило в разные стороны, за круг монахов, которые тоже попадали на пол от силового толчка энергии мантры, им неизвестной.
Спустя несколько секунд, путник начал подниматься. Осмотрелся, оттряхивая от пыли свою мантию... Но вновь сверкнула молния. И его сознание поплыло во мрак.
Он открыл глаза от пробивающей его грудь боли. Где он?
В глазах путника ходили зелено-красные круги. В ушах раздавался пронзительный свист. Пол плыл под ногами но, собрав последнюю силу, путник встал...
И вдруг молния, появившаяся из непонятного темного облака под потолком с жутким грохотом ударила в кольцо путника... Когда он снова открыл глаза от ужасной боли между лопатками, ужас прошел через его серо-зеленые глаза и схватил ледяной ладонью сердце, пуская мерзкие холодные волны дрожи по спине...
Место, в котором он лежал едва напоминало о тех событиях что происходили вокруг него еще пару минут назад... Эй стоп пару минут? Путник взглянул на небо... Это была непонятная дикая смесь всех цветов на которой небыло никогда места ни солнцу ни луне ни звездам... Эта картина вызвала в путнике ощущение бесконечного покоя теперь в этом мире нет времени...
Тело потихоньку давало о себе знать, если бы не это спокойное небо, не холодный ветер уносящий вдаль сжигающую тело боль путник не осмелился бы встать а тихо лежал бы дожидаясь смерти... И ли он уже умер? Хм интересный вопрос...
А он когда-нибудь жил? Нет, он мерно плыл по течению Стикса куда то в неизвестность... AAARRROHMMM прохрипел он из последних сил и, поддавшись грубым вибрациям своего голоса, встал... Хватит, он устал от этого медленного разложения своей личности. Все так дальше нельзя ты же не зверь – то,
ты - Человек, над которым кто то зло посмеялся назвав Разумным...
Путник еле стоял на ногах, пол бесился как не объезженная лошадь.
Увидев валяющийся, где-то в стороне посох подарок магистра смерти он медленно побрел за ним…
Посох смирно лежал на месте, хотя человек ожидал всего что угодно – к примеру, что тот оживёт и уползёт прочь, словно змея. Однако ничего подобного. Приблизившись, путник склонился и протянул руку; древко посоха легло в его ладонь.
Как только он выпрямился – всё вокруг снова провалилось куда-то. Не осталось ни леса, ни собора, ни тверди под ногами, ничего – лишь внезапно взвившаяся метель застилала взор. И сквозь завывания её слышался ему некий голос, жутко и внятно выговаривавший пугающие и непонятные фразы:
«…j`elluo constale… sjamo tu teodo… gadja zu dovja… teodo teodeo…»
Он побрёл куда-то сквозь метель, пытаясь нащупать посохом дорогу в снежной пелене. Ему не надо было думать, что ждёт впереди – его вела некая уверенность, что там будет что-то определённое. И он стремился к этому.
Так было предначертано, и так случилось. Предотвратить то, чему дан ход рукой высшей власти, невозможно и бессмысленно.
Можно лишь попробовать отклонить это от изначального пути…
Путник пробирался через сугробы, опираясь на свой посох. Он не обращал внимания ни на холод, который пробираясь сквозь одежду умертвлял плоть, ни на ветер, что то и дело сбивал его с ног. Он видел слабый свет на юге, и только он его интересовал. Только ему он уделял всё своё внимание. Его сознание то гасло, то просыпалось. Он то и дело падал, но потом снова вставал и продолжал путь. Только свет и ничего больше. Этим светом ограничивался весь его мир, именно он придавал ему сил. Но время от времени посещали его голову и другие мысли. И вот, поддавшись прихоти одной из них, он остановился.
-Кто ты? - прокричал путник.
Но лишь далёкий крик птиц и шум деревьев был ему ответом.
- Кто ты? - крикнул путник, уже из-за всех сил и упал, - Ответь мне, или я больше не сделаю ни шага.
-Мы Врата - услышал он тихий спокойный голос.
Голос исходил ото всюду и путник не мог понять его происхождение.
-Что вам надо от меня? - снова спросил путник, но уже гораздо тише.
- Нам нужен ты... - снова прозвучал странный голос.
Путник поднял голову и посмотрел на свет. Он стал как бы ярче и теплее.
Это взбодрило путника, он нашёл в себе силы подняться на ноги. Как только он сделал первый шаг, мысли в голове пропали, а ноги сами повели его к свету.
Он ступал шаг за шагом. Пробираясь через чащу леса и не думая о своей цели он шёл весь день. Серое небо стало совсем чёрным, и даже свет на юге почти померк. Вдруг странное чувство охватило путника. Чувство тревоги и отчаяния. Его мышцы напряглись, а сознание очнулось от того гипнотического сна, в котором он прибывал. О присел и огляделся. Что-то настораживало его. Он чувствовал, что за ним кто-то наблюдает. И этот кто-то не желает ему добра. Вдруг он услышал шорох веток сзади. Он резко выпрямился, обернулся и выставил вперёд свой посох.
-Стой, - крикнул он и осёкся.
Перед ним стоял огромный волк. Его глаза светились красным, а шерсть, словно иглы, торчали в стороны. Путник отступил назад на шаг и остановился. Он был готов к схватке. Но тут из кустов появился ещё один волк, поменьше, а за ним ещё и ещё. И так за минуту перед путником предстала вся стая. Они начали медленно окружать его. Это конец, подумал путник. Но сдаваться без боя он не собирался. Он решил не ждать, когда на него нападут, и твёрдо намерился ударить первым. Он медленно приблизился к вожаку стаи и занёс посох над головой. Сзади послышалось рычание, а вожак пригнулся, готовясь к прыжку. Сейчас всё свершится, думал путник. Как вдруг в его голове прозвучали слова: «Temra Krasis ormo manur»
- Temra Krasis ormo manur - сразу же прокричал путник вслух...
И, о Боги, в небе возникла ослепляющая вспышка и синяя, искрящаяся молния ударила в вознесённый над головой путника посох...
Свет молнии ослепил своим сиянием и прочертил в сознании путника понимание того, что он находился в сумеречной зоне, куда его отбросило после взрыва. Он встретился взглядом с главой монахов и тот, едва заметно, ухмыляясь, сказал путнику, что тот прошёл инициацию.
Но путник не очень - то концентрировал на этом внимание. Он знал, что его Посвящение ещё не окончено.
Главный монах отступил на шаг назад – и словно бы растаял; его силуэт растворился меж стволов деревьев… меж стволов?
Человек недоумённо огляделся. Да, вокруг снова был лес. Уже не тот, что прежде…
Из снежных сугробов вздымались высокие, словно мачты, чёрные сосны, ощетинившиеся короткими обрубками ветвей. Именно чёрные – чёрной была сама узловатая и бородавчатая кора прямых деревьев. Меж стволов топорщились заснеженные голые кусты; с небес частыми косыми хлопьями срывался снег. Путник невольно поднял голову – и вздрогнул.
Небо… Звёздное небо над головой было совсем не тем, что он привык лицезреть (где и когда? Он не вспомнил бы, даже если б и захотел…). В бездонной ледяной пропасти ночных небес мерцали звёзды: необычайно яркие, словно в северных ледяных пустынях («А кто знает, может я и сейчас там?»), складывающиеся в незнакомые созвездия. По небу тянулись сизые клочья облачной кисеи; и среди них вставала величественная луна – необычайно большая, без единого пятнышка тени; свет её заливал лес, снежные просторы и одинокую человеческую фигурку меж деревьев…
Путник внезапно вздрогнул. Из-за ближайшего дерева вспыхнули два жёлтых огонька; а спустя миг из сумерек надвинулась серая морда. Волк. Стелющейся походкой зверь приближался к человеку; за ним – ещё один, и ещё, и ещё… Снова волки? Путник отступил на шаг. Синяя молния явно не смогла помочь в первый раз – стая вновь нашла его (если это была та самая стая…).
Но тут произошло нечто из ряда вон выходящее.
За несколько шагов до человека первый волк внезапно поджался, словно подавшись назад; по всему телу под серой шкурой пробежала дрожь, мышцы неожиданно резко вздулись – и тут же как-то обмякли; зверь испустил натужный, надрывный рык… постепенно изменивший тембр и переросший в тихий стон. Человеческий стон. Путник ошеломлённо заморгал. Да волк ли это? Тварь, чьи очертания как-то странно изменились, медленно подняла голову… и из-под волчьей морды на человека взглянуло измученное желтоглазое лицо. Женское.
Нагая молодая женщина, на чьи плечи наброшена была волчья шкура – морда, как капюшон, покрывала голову – медленно поднялась с четверенек, кутаясь в своё одеяние. Спутанные черные волосы выбивались из-под капюшона, слегка прикрывая плечи и налитые груди с съёжившимися от холода сосками. Кожа её посинела от холода; она зябко переступала ногами в снегу. «Оборотни!» мелькнуло в сознании ошеломлённого путника.
– Владыка… – Голос её был севшим от холода и боли. – Мы пришли… владыка. Приказывай… нам…
– Я? – вырвалось у путника. – Но я… вы…
– Влады-ыка… – Теперь уже другой голос. Второй оборотень, рыжебородый жилистый мужчина, тоже поднялся с четверенек. Они вставали один за другим: девушка, двое пожилых мужиков, женщина лет тридцати, ещё одна девушка, кряжистый старик, худой мальчик-подросток лет двенадцати… Все они кутались от холода в шкуры, и их взоры устремлены были на человека. Глаза их горели преданностью и смирением.
– Владыка… Мы ждём твоего слова… Стань нашим господином…
– Они пришли к тебе, господин. – раздался сзади негромкий голос. – Прими своих подданных!
Откуда взялся этот невысокий человек в коричневом плаще? Не монах, но тоже неприметно одетый; капюшон скрывал его лицо. Он выступил из тени деревьев; путник опасливо взглянул на него.
– Не бойся, повелитель. Это – твои волки. Твоя Дикая Стая, верные рабы. И я, Сангвадор, твой смиренный слуга, готов стать рядом с тобой на твоём пути. – Голос его был тих и ненавязчив, но отчего-то слышалось каждое слово; хотя говорил он странно невнятно. – Приказывай, Азан-Кецол.
– Как ты меня назвал? – переспросил путник. – К-кто это? И кто ты?
– Кто я? Всего лишь эмиссар. Служитель. Я был рядом с твоим предшественником, повелитель. А Азан-Кецол – тот, кто в тебе и тот, в ком ты; тот, частью которого ты стал. Господин тех сил, что открывают дорогу в наш мир. Врата меж миром и Шангви-Лау-Гани, Дорогой Теней; и тебе, владыка, рано или поздно суждено открыть их для легионов твоих новых подданных.
– Ты… Я… – Путник внезапно почувствовал, как его колени подгибаются. Неожиданно с ближайшей сосны сорвалась громадная белая сова; раскинув крылья, она мягко спланировала вниз – и уселась на плечо путника. Тот опасливо вздрогнул; птица повернула в его сторону круглую желтоглазую голову и гулко ухнула.
– Не бойся, повелитель. Сова – твоя птица; это символ Азан-Кецола, его герб и знак. – Сангвадор показал на посох путника; тот вправду венчала фигурка совы. – Твои совы будут верно служить тебе в небе, как волки служат на земле.
Путник покосился на сову, затем на Дикую Стаю; те преданно созерцали его. Человек вновь перевёл взор на своего «слугу».
– Сангвадор… А почему ты скрываешь лицо?
Эмиссар секунду помедлил, затем поднял руки и откинул капюшон. Лицо его было почти обычным… почти. Верхняя часть являла собой обычный портрет немолодого уже человека: высокий морщинистый лоб, жидкие полуседые волосы до плеч, прозрачные старческие глаза под кустистыми бровями, крючковатый нос и дряблые щёки. Зато нижней губы, да и вообще – нижней челюсти не было вовсе. Её заменял закреплённый на ремнях протез из деревянных частей и кожаных заплат, скреплённых мощными стальными болтами. Всего хуже было то, что в протезе полукругом белели настоящие человеческие зубы. Стала ясной причина невнятности его речи.
– Это плата за давнюю ошибку, повелитель. – произнес Сангвадор. Деревянная челюсть шевелилась почти в такт словам. – Не имеет значения. Прими нас, владыка, и стань нашим господином!
Азан-Кецол ненадолго замешкался. Какая-то часть души, ранее словно бы не существовавшая, приказывала ему принять предложение. Наконец он вздохнул.
– Куда лежит наш дальнейший путь, Сангвадор?
Глаза старика сверкнули радостью.
– Дальше, повелитель. В северные горы; в нашу цитадель. Эртанг-Тизис, Костяной Оплот.
Путник прищурился и прислушался к тому, что внутри него стало пробуждаться, словно некое сущностное, и он услышал внутри себя голос: - "Согол! Терафим! Пробудись! Восстань!"
Путник оглянулся вокруг и, увидев существ - оборотней, понял, что это фракталы главного монаха, проводившего инициацию посвящения. Поняв, что его всё-таки вынуждают сделать выбор, без его собственной воли на это, путник резко провёл горизонтальную черту посохом перед собой, в круговую, защищая себя от магических влияний монахов и главаря.
Тут путник заметил, что монахи встали в ряд. Первый монах держал кадильницу, второй - книгу, третий - перо, чернильницу и курения, а четвертый - горшок с углями. Путник насторожился.
Вдруг он почувствовал присутствие тени древнего КТУЛХУ и услышал голос, внутри своей головы.
То шептал ему Nyarlathhotep: - "Я – Владыка мира внутреннего - призываю свой огонь чёрный, в сером дыме одетом, и посылаю этот огонь к коричневой душе хозяина её. О, ты душа, подчинённая мне веками, к тебе обращаюсь я в этот час земной, своим приказом: С этой минуты ты не откликаешься больше ни на один призыв, ни на одно желание хозяина своего, и молчишь, доколе не придёт к тебе та душа, что сможет снять моё заклинание, облачённая в ризы алые, души своей, и полюбит холод и серость коричневой души своего хозяина, сотворив ей зелёный цвет в розовой тунице.
Налагаю пять печатей памяти/AVA – RA – SI – UMU – I - OM/, и заклинаю обетом тишины. Так всё и есть!!! Так всё и есть!!! Так всё и есть!!!
Так всё и есть!!!" Путник находился, словно в забвении. Он видел, что монахи и глава произвели жертвоприношение. Затем глава, сделав разрез на голове трупа, стал произносить воззвание: ZECKA - REBUS PRATCHI, RO'KAS WELBREBOSDOS SATIGOC INRUT, YOTH IMBRUT, ZECKA - REBUS YOTH! RO'KAS YOTH! Затем один из монахов сделал на трупе знак Вур (Voor), а другой воскурил благовония Зкаубы (Zkauba).
Глава взял горящую головню и повернувшись на Запад произнёс слова:
BELUM OSAS GRIMSAL, BOGAD RITZAS, PEGVIER, LAZOZ IMBRUT, ZECKE - REBUS, YOTH!
Путник услышал удары в медный гонг, и пока звук умирал в его ушах, труп стал оживать и подниматься.
Монахи подготавливали, таким образом, сущность для того, чтобы открыть Врата. Блестящий Порошок Десикации, созданный из останков при распылении в день и час Сатурна, в соединении с охрой земли, солью и серой, служил монахам для оживления трупа. Путник увидел, краем глаза, что внесли сосуд, в форме черепа. На черепе были выгравированы символы. Сосуд установили на камень с выгравированными эмблемами Великого Балон (Balon) и глава поместил внутрь черепа некоторое количество порошка Ибн Гази, металла древних планет и сущности жизни. Затем он повернулся лицом к Северу и стал вызывать пять служителей Балон (Balon) Его именем:VEDAL, NOCUSA, IBROS, DENAK, ENPROS. Я вызываю Вас именем вашего Повелителя - Великого Балон (Balon)! Узрите благодарно ваши знаки на образе этом, ибо сосуд ожидает Вас в тишине.
Я вызываю Вас этими словами: KADESES YOLMO REEGUS EMIG ORRESSUS DIZZAG, ORRESSUS, ORRESSUS DIZZAG,
И властью Его эмблем, что я установил пред Вами. Я прошу Вас, войти в этот сосуд и вкусить от сущности, желаемой Вами. Путник увидел облако красного пара пред образом черепа, которое вошло, через рот сосуда, вовнутрь. Глава сделал Знак Кота и запечатал рот черепа красной глиной, произнося: VOLEC DEMAS, ORIS, Чрез эту землю Вы не должны пройти. Слова произнесены, Знак был явлен, я передаю вас Посвящённому, и до тех пор, пока я буду желать так, Вы будете обитать в пределах этого сосуда, сотворенного моим Искусством, и Вы должны дать истинные ответы на нужды Посвящённого, когда он будет иметь желание в Вас; ибо Балон (Balon) ваш Повелитель выделил Вас из сонма, что служит Ему, дабы Вы были послушны моему желанию взамен моего поклонения и должных жертв. Затем глава приказал монахам укрыть образ черной тканью и передал череп путнику, предупредив: "Когда бы ты не пожелал знать, о чем-либо, скрытом от тебя в мире человека, или в царстве стихийных духов - сними покрывало с головы, обернись лицом к Северу, и спроси о том, что ты желаешь знать и обрати эти слова к образу:"Вы сотворены Искусством того, кто дал вам жизнь, теперь ответьте, говоря истину". Сотвори Знак Вур и воскури благовония.
Печати Сосуда никогда не должны быть нарушены ибо Духи будут стремиться уничтожить тебя после их освобождения." Путник медленно приходил в себя от забвения, словно от опьянения.
– А! Он рывком сел, хватая ртом морозный воздух. Фух… Вновь настоящий мир. Никаких иллюзий, никакого собора и монахов… Путник уже с трудом понимал, кто он и где: последние часы стали для него неким безумием, сплетением иллюзий и реальности. Но теперь вокруг снова был материальный мир, и снег всё так же падал с небес.
Он сидел в снегу, посреди очерченного им круга. Рядом лежал посох, утонувший в сугробе. Сова вальяжно прохаживалась вдоль него, погрязая в снегу лапами. Над путником склонялся Сангвадор; лицо с деревянной челюстью не выражало особого беспокойства. Поодаль всё так же выжидала Стая; глаза людей-волков горели жёлтым.
– Ты снова с нами, повелитель. – промолвил Сангвадор. – Ещё одна ступень позади.
– А... уф. Ступень… что за ступень? Что это было? – выдохнул путник. – Я… я видел монахов, собор… Сангвадор, там же был ты! То есть, мне показалось, что главным был ты… А все эти – они стояли вокруг и смотрели… – Он осёкся, заметив выражение глаз слуги. Тот смотрел немного печально и задумчиво.
– Отчасти так оно и есть, господин… – тихо молвил он. – Ты видел тонкий слой вещного мира, прошлое; ты прошёл Посвящение своего предшественника. Да, тогда я был там, и это я даровал ему… тебе Узилище Смыслов, ловушку и темницу для покорных тебе теней. И все эти люди – они верны тебе. Теперь они Дикая Стая, но ранее были служителями, теми, которых ты видел.
Человек поднял ладони, на которые налип снег; с силой растёр себе лицо. Поразительно… Он и впрямь словно бы знал, что происходило тогда; Сангвадор обуздал некую душу или дух, заключённый в нём… какой? Все подробности ритуала, все алхимические и астрологические аспекты были знакомы ему. Неужели это его память? Или…
– Это память Лорда. – словно угадав его мысли, молвил эмиссар. – Память Азан-Кецола. И теперь это твоя память, владыка.
– Сангве… – тихо молвил путник, не понимая, откуда пришло это сокращение. – Я запутался, Сангве. Что мне делать? Я даже не могу понять, кто я. Все эти образы… Я вижу своё прошлое? Но кто я на самом деле?
Советник понимающе качнул головой.
– Господин… Никто не ответит тебе на этот вопрос, кроме тебя самого.
– И что мне делать? – горько усмехнулся человек.
– Спроси. – И Сангвадор, стремительно протянув руку, дотронулся сложенными вместе безымянным и большим пальцами до его лба. «Знак Первого Проницания» всплыло откуда-то осознание.
Очерченный в снегу круг мгновенно налился неярким синим свечением; в нём над кругом прямо в воздухе проступили очертания каких-то витых знаков или букв, складывающихся в строки, по спирали вытекающие вверх из снежной черты и стремящиеся в зимнее небо, подобно дыму костра. Их стремительное, струящееся течение завораживало, уводило разум прочь от насущных мыслей… А спустя ещё мгновение весь мир неожиданно вырвался из-под ног, ухнул куда-то вверх и в сторону – и вокруг капканом захлопнулась тьма.
Тьма…
Тьма..
Тьма.
…
«Где я?»
«Где ты?»
«Кто здесь?»
«Кто здесь?»
«Кто ты?»
«Кто я?»
…
…
«Я тебя слышу».
Ледяная пустота вокруг поредела – путник, наконец, смог почувствовать, что видит что-то. Хотя вокруг по-прежнему была тьма – лишь изредка в ней можно было различить кружащиеся тусклые огоньки, крохотные точки белого света, похожие одновременно на звёздочки и снежинки.
«Да, наверное, это всё же снег».
Он внезапно понял, что под ногами у него – всё же твердь. Он стоял на узкой тропке, словно бы вычерченной тусклой светящейся пылью. Ни слева, ни справа, ни снизу не было ничего – лишь та же тьма и огоньки. Дорожка уводила прочь, теряясь в пустоте.
И прямо перед ним на тропе застыла фигура. Человек стоял к нему спиной: виден был лишь серый плащ до пят и длинные седые волосы, спадающие до середины спины. В руках у человека, похоже, был посох. Посох с навершием в виде совы – тот же, что был у него самого. В руках у путника же теперь был простой деревянный шест, без украшений.
«Это ты? Ты звал меня?»
Фигура пошевелилась, молча обернулась. У человека было узкое смуглое лицо, с жёсткими волевыми складками у губ, заострившимся носом и тонкими изогнутыми бровями; на лоб спадала седая чёлка. На левой щеке – ярко-синяя татуировка: круг, косо перечёркнутый ломаной линией. Но всё это казалось несущественным в сравнении с глазами. Эти глаза… Слегка раскосые, молочно-белые с прозрачными сизыми разводами. Человек был слеп. Его губы слегка шевельнулись:
«Ты пришёл».
«Кто ты?»
«Я – это ты. Я – это я. Я – Азан-Кецол».
«Так это и впрямь ты?»
«Теперь я в тебе. Ты был избран».
«Кем? Я не верю никому и ни в кого! Я не хочу быть избранным кем бы то ни было!»
«Неверие – это плохо. Когда ты ни во что не веришь, душа твоя пуста, и войти в неё может любой. Как вошёл я».
«Зачем? Кто ты?»
«Ты можешь меня не помнить: должно быть, теперь даже легенды обо мне помнят лишь единицы… Слушай. Когда-то меня звали Северной Смертью. Я был одним из Привратников. Верховным Привратником, если точнее – пусть остальные этого и не признавали. Моей властью раскрывались врата в наш мир, и под моими знамёнами поднимались сотни бессмертных армий…»
«Бессмертных армий? Ты… ты призывал мёртвых?»
«А тебя это так тревожит?»
«Ты – некромант? Тот, кто воскрешает души погибших?»
«Не души, смертный. Не души. Тени».
«Я не понимаю…»
«Узнай истину. Есть три формы существования мира. Вещный, плотский мир, в котором обитаем мы – точнее, наши тела. Высший, эфирный мир, обитель душ, духов и сущностей, что был сотворён прежде материального. И средний, промежуточный мир. Мир теней».
«Теней? Разве это не то же, что и души?»
«Глупец. Всякое живое существо состоит из трёх компонентов. Вещественная плоть. Душа – семя жизни, даруемое нам свыше. И тень – отпечаток жизни: личность человека, его память, его чувства. Тень как бы скрепляет душу и тело, созидаясь в течение всей жизни человека. Когда человек умирает, душа и тень покидают его. А вот дальше их судьбы различны. Истинные души, чьи обладатели прожили настоящую жизнь, и при жизни отличались высоким духом – неважно, в служении Добру или Злу – после смерти сохраняют свои воспоминания и чувства, уходя за грань жизни в эфирный мир. Что происходит с душами там – не ведомо никому; разные религии истолковывают это по-своему, нам же вряд ли суждено постичь истину. Однако души живых, бывших духовно низкими, не стремившихся в своей жизни к истинным ценностям и лишённым чести – а таких много – уходят в высший мир нагими, без памяти и чувств. Их тени навсегда остаются в среднем мире, в истинном царстве мёртвых – пространстве уныния и безнадежности. Долгие века тени существуют там, питаясь отголосками чувств вещного мира, преисполняясь ненависти и зависти к истинно живым. Многие за века превращаются в истинных монстров, злобных призраков и демонов. Некоторые считают, что для таких духов зла есть своё царство – но это трудно подтвердить… Люди, называемые некромантами или в просторечии «мертвомантами», обладают даром призывать из-за грани мира такие сущности и даровать им материальные тела. Тени, вселившиеся в мёртвую плоть, именуются «зомби», а сами такие создания – «кадавры»… Есть и иные формы существования некроса, также покорные воле некромантов. В своё время я и мои приближенные повелевали армиями этих существ. Теперь бремя моей власти предстоит принять тебе».
«Мне? Вот ещё!»
«Иного пути нет. Твоя и моя тени отныне – единое целое. Я знаю все твои мысли; помню твоё истинное прошлое, которое тебе самому недоступно; могу предугадать любые твои планы… Мы – одно. Мы – Азан-Кецол».
«Моё прошлое? Но кто я на самом деле?»
«Вот видишь. Разве ты не хочешь это узнать?»
«Я… Я хочу быть собой».
«Ты и будешь собой. И собой, и даже больше чем собой – разве это не прекрасно? Разве ты не мечтал никогда о власти и почёте? О силе, что позволит тебе показать всем, кто ты есть на самом деле и чего заслуживаешь?». Прозвучало это несколько двусмысленно.
«Ну… пожалуй…»
«Ты не помнишь, кем был раньше. А что, если на самом деле у тебя была власть, но у тебя её отняли? Разве не заслуживают кары твои недруги? Ты вспомнишь всё: вместе мы воздвигнемся над миром».
«Но… некромантия…»
«Тебя это смущает? Глупости. Мы не служим Смерти; мы лишь собираем плевелы и стерню после того, как она собрала урожай. Нам не нужны бессмертные души; плоть и тени – наша подлинная стихия. Власть некроса безгранична, и ты однажды это поймёшь. Ведь мёртвых всегда было и будет больше, чем живых…»
«Я…»
*«Одумайся!!!». Новый голос был чистым, в нём слышалось напряжение… и боль. Путник обернулся.
Ещё один. Этот возник позади него, словно соткавшись из окружающей бездны. Стройный, не выше Азан-Кецола, облачённый в облегающие белые одежды, расшитые серебряной нитью. Плечи его также покрывал плащ, чёрный на белой подкладке: плащ вздымался за плечами двумя горбами… словно за спиной у незнакомца прятались сложенные крылья, скрытые тканью. Лицо – молодое, почти совсем юное, обрамлённое рыжеватыми волосами до плеч; черты слегка тронуты неким выражением отчаяния и в то же время дикой надежды – именно оно полыхало в больших серых глазах незнакомца, чей взор был устремлён на путника. В руках призрак сжимал посох – иной, нежели у некроманта и путника, выточенный из светлой древесины, увенчанный правильным «квадратным» крестом. Правую щёку юноши также пометило клеймо – ярко-зелёное: круг, пересечённый двумя косыми чертами буквой «Х».
Главной отличительной чертой незнакомца было иное – в пространстве вокруг него застыл призрачный контур завитой спиралью мощной цепи, словно бы обвивавшейся вокруг него на некотором отдалении от тела. Каким-то новым чувством путник понял, что эта цепь на самом деле ограничивает, сковывает призрака, лишая его свободы действий. А раз так, то, возможно, перед ним был…
«Это ты? Тебя заключили «в оковы» на той церемонии?»
*«Да! Да! Одумайся. Не слушай его. Он – лжец, лжец из лжецов. Его власть не принесёт счастья ни тебе, ни миру. Отринь его слова!»
«Но кто ты? Как я могу тебе доверять?»
*«Что скажет тебе моё имя? Пожалуйста, просто не слушай его. Помоги мне! Отпусти меня, ведь это под силу только тебе. Если ты примешь из моих рук мой посох…»
«Кого ты слушаешь, Азан-Кецол?». Голос некроманта перекрыл отчаянный лепет юноши. «Этого жалкого праведника, которого сковали ещё в душе твоего предшественника? В твоих руках – Совиный Посох и Узилище Смыслов, с тобой – мой разум и моя сила, у твоих ног – верный эмиссар и Дикая Стая. А что может дать тебе он?».
*«Прекрати! Не поддавайся ему, прошу! Останься собой. Обратного пути не будет. Освободи меня… освобо…»
«Я не знаю! Я не знаю ни тебя, ни его! Почему я должен что-то решать?».
«Будь со мной».
*«Не слушай его!»
«Ты ведь хочешь вернуть свою память?»
И это решило всё.
Путник протянул руку с шестом. Азан-Кецол протянул навстречу свой посох.
Их орудия соприкоснулись, слились в ореоле ослепительного свечения, становясь одним. В тот же миг всю бездонную пустоту заполнил невероятной силы и чистоты звон – словно лопнула глыба кристалла величиной с гору. Звон рос, подобно звучанию колокола, заполняя собой то, что нельзя было заполнить по определению. Но даже сквозь этот непрекращающийся гимн был, различим полный боли и горести стон белого юноши с крестоносным посохом…
Путник безжизненно распластался в снегу. На его лицо и одежду падали снежинки. Поодаль молча ждали Сангвадор и оборотни. Сова тяжело поднялась со снега, уселась на грудь хозяину и ухнула. Спустя полминуты глаза человека медленно открылись.
То были по-прежнему его глаза… и всё же в них появилось некое новое выражение, изредка проскальзывающее сквозь недоумение и раздумье. Медленно, очень медленно он поднялся на ноги. Отряхнул с волос снег; на миг замер, оттянул пальцами прядь и скосил глаза. Нет, всё такие же – тёмные… Протянув руку, он подобрал посох. Вытянул вперёд другую – и сова, хлопнув крыльями, села ему на предплечье, впившись когтями в рукав. Во всей фигуре человека теперь чувствовалась некая сила, значимость. Он обвёл взором окружа… своих подданных.
– Ты вернулся, господин. – прошептал Сангвадор.
Взор путника остановился на нём.
– Да… Сангве. – произнёс Азан-Кецол. – Он… я вернулся.
Путник пошёл по скрипящему снегу к выступу, что торчал, словно крючок,
из заснеженного бугра. Подойдя ближе, он рассмотрел некое существо, которое имело позу "повисшего на крюка